Читать книгу - "Поход скорпионов - Евгений Лобачев"

– Похоже на то, – согласился Гиеагр.

Помолчали. Я шарил взглядом вокруг в поисках дров, Гиеагр задумчиво смотрел куда-то в пустоту.

– Хвала богам, теперь я начинаю понимать, почему Фаэнира вела нас именно сюда, – сказал он спустя какое-то время. – Зеркало исполняет желания. Я пожелаю, чтобы Фаэнира ожила, и она оживет. Все просто. А ты что пожелаешь?

Я пожал плечами.

– Иногда мне кажется, что было бы неплохо помириться с отцом и вернуться в школу Периниска, – сказал я. Гиеагр коротко хохотнул. – А иногда, – продолжал я, – мне хочется стать дуболомом наподобие тебя; толстокожим, как бык, героем, который стремится к цели без сомнений и угрызений…

– Уже лучше, – прогудел мой друг.

– А бывает, мне хочется стать царем… Что таращишься? Да, у людей бывает больше одного желания за раз. У нормальных людей, не у медновыйных гигантов с каменными сердцами. Представляешь, лежу я во дворце на парчовых подушках, с двух сторон – рабы с опахалами, на столе – золотая посуда с винами и яствами, у ног терзает струны сладкоголосый кифаред, и сорок полуголых танцовщиц услаждают мой взор…

– Лучше голых, – вставил Гиеагр.

– Согласен, голые лучше, – кивнул я. – Вот только…

– Что? – спросил Гиеагр.

– Видишь, сколько у меня желаний, – сказал я. – А что будет, если зеркало исполняет только одно, самое-самое сильное?

– А что будет?

– Мое самое-самое сильное желание – оказаться как можно дальше от этих мест. – Я невесело ухмыльнулся. – Представляешь, какая ирония: потратить годы, обойти все варварские земли, перевалить гиблые горы, пересечь проклятый лес, испытать еще сто тысяч бед и невзгод – и все ради того, чтобы в виде самой большой милости, какой можно ждать от богов, оказаться в месте, которое когда-то покинул в поисках приключений. Чтобы оказаться дома, в тепле и покое. Так стоило ли ради этого вообще куда-то выходить?..

– Да будь ты проклят! – Гиеагр передернул плечами. – Все вы, книжники, одинаковы, только и норовите, что плюнуть в душу!

Я недоуменно уставился на героя:

– Чем я тебя разгневал?

– Тем, что с умным видом мелешь всякую ерунду! – воскликнул Гиеагр. – Тем, что норовишь великий подвиг уподобить мышиной возне, бессмысленной и презренной!..

– Ничего я не норовлю! – Меня захлестнула волна возмущения. – Просто гадаю, пытаюсь предположить, чем может обернуться наша затея…

– Гадатель выискался, – злился Гиеагр. – Оракул вороний…

– Да что ты взъелся? – крикнул я. – Что я такого сказал?

– Ничего, – фыркнул герой. – Идем дрова собирать. З-зануда.

Когда мы вернулись, Лаита уже разделывала рыбу. Улов был более чем удачен, и наши славные добытчики – Бурдюк и Глаз – предавались теперь заслуженному безделью, греясь на солнышке неподалеку от хижины. Эписанф, устроившийся рядом с ними, следил голодным взглядом за ловкими и точными движениями женщины. «Сколько ни есть на свете способов измерить время, – подумалось мне, – желудок все равно остается самым точным прибором».

Мы развели костер; теперь служанке философа ничто не мешало сытно накормить пятерых проголодавшихся мужчин.

– Ну как, Гиеагр, успел ты переварить Эписанфовы байки? – крикнул Бурдюк, когда, покончив с костром, мы направились к ним.

– Байки? – Гиеагр поднял бровь. – По-моему, ты уверовал в них столь же свято, как веруешь в своего Скорпиона. Или я не прав?

– Может и прав, – пожал плечами Бурдюк. – Но в точности мы узнаем, лишь когда доберемся во-он туда. – Он ткнул пальцем в сторону возвышающегося над городом холма.

– А если он прав, мы что, дадим посмотреться в зеркало Непосвященным? – подал голос Глаз.

Гиеагр с любопытством взглянул на разбойника:

– Глаз, дружище, почему ты вечно переживаешь из-за пустяков?

– Какой же это пустяк, – буркнул Глаз, – если Непосвященные осквернят святыню наших богов. Богам это не понравится.

– Богам не понравится даже то, что мы, дети Зодиака, потянем к зеркалу свои лапы, – сказал Бурдюк. – Правда, Эписанф?

– Нашел, кого спрашивать, – фыркнул Глаз, поднимаясь на ноги.

– Не волнуйся, мы дадим тебе глянуть первому, – хмыкнул Гиеагр.

– А иди ты… – Махнув рукой, Глаз развернулся и зашагал к реке.

Мы провели в лачуге еще пять дней, зализывая раны, набираясь сил и предаваясь простым человеческим радостям: ловили рыбу, ели, пили, купались в реке. Незачем притворяться: храм на холме неизменно притягивал взоры, но мы как бы дали молчаливый зарок – постараться до времени забыть и о нем, и о цели нашего путешествия. Мы будто испытывали на прочность собственную волю, наперед зная, каким она подвергнется испытаниям, едва мы покинем наше прибежище.

И все же неизбежность развязки неодолимо влекла нас вперед. То по двое, то впятером, оставляя Лаиту на хозяйстве, мы покидали лачугу и отправлялись бродить по развалинам, все дальше и дальше. О да, у наших блужданий имелась вполне рациональная подоплека – мы должны были разведать путь, ибо кто знает, какими опасностями полнился этот город-призрак? Да, мы крались как тени, подобно ящерицам перебегали от развалин к развалинам, от стены к стене, исследовали каждую щель, оборачивались на каждый шорох… Мы наблюдали и делали выводы, мы намечали маршруты к храму и пути к отступлению, запоминали приметы, где-то расчищали лазы в подвалы, чтобы в случае опасности, пока неведомой, иметь возможность спрятаться. Но при этом точно знали одно: едва мы выступим в путь, ни отступать, ни прятаться мы не станем, и какие бы опасности ни обрушились на наши головы, мы либо погибнем, либо достигнем цели.

И все же она неодолимо манила, эта цель. Было в том храме нечто особенное, нечто невыразимо притягательное, но вместе с тем таящее смертельную опасность. Не знаю, как остальные, но я чувствовал себя незадачливым любовником, которому назначили свидание в самом скверном городском квартале. Все тело бедняги трепещет от любви, душа томится в предвкушении ласки, и в то же время мозг цепенеет от ужаса, когда впереди разверзается черный провал дверей и в непроглядном мраке призрачно что-то поблескивает – не то глаза любимой, не то нож в руках убийцы. И тот будет безумцем, кто отступит от дверей и побежит прочь.

Так мы чувствовали себя, но что же мы видели? Вся окраина от реки была заброшена уже много лет. Дома – у воды деревянные, должно быть построенные из стволов, приносимых течением от леса, а дальше – сплошь глинобитные. Они находились в самом плачевном состоянии; большая их часть скорее напоминала оплывшие могильные холмики, чем человеческое жилье. Но чем ближе к храму, тем следов запустения становилось все меньше. На пятый день, рано утром, зайдя так далеко, как никогда прежде, почти добравшись до храма, черной кручей нависавшего над окрестностями, мы вдруг обнаружили целый квартал новеньких глиняных хижин.