Читать книгу - "На изнанке чудес - Юлия Флоренская"

— И как теперь быть? — с раздражением обратился к Яроведу главный. — Улики без девицы с тенью…

— Веса не имеют, — закончил за него старик. — Да и нет больше улик. Вон что с ними тень сотворила!

Там, где лежал кинжал, земля была выжжена ровным кругом, а вместо записки обнаружились порхающие в воздухе серые ошмётки. Пахло палёной бумагой, раскаленным металлом, горелой резиной и еще чем-то столь же неприятным. Вероятнее всего, поражением.

— Идите уже, идите! — замахал свободной рукой Яровед. — Притворимся, будто ничего не случилось. — А ты марш за мной! — сквозь зубы выплюнул он и поволок Майю прочь.

Но не тут-то было. Кекс наконец набрался храбрости, подбежал к деду сзади и, совершив отчаянный прыжок, героически вонзил зубы ему в икру. Это вам не солёная куриная шкурка и даже не косточка. Та еще гадость. Но эффект был достигнут. Яровед огласил лесной дворец столь диким воплем, что вороны всполошились и слетелись посмотреть, кто это там орёт. А царственная ёлка не утерпела и сбросила деду на ушанку пуд снега.

— Бежим! — тявкнул девочке пёс. Оттолкнувшись от земли задними лапами, он унесся навстречу приключениям мохнатой белой торпедой. Майя поспешила за ним — куда менее ловко и далеко не столь же проворно. На опушке она притормозила, чтобы перевести дух. В куртке стало жарко, волосы под шапкой намокли и слиплись. Где-то в глубине леса Яровед исходил отборной руганью и прыгал на одной ноге, грозясь не то проломить Кексу голову, не то содрать с него шкуру. А внучке — всыпать плетей. Разумеется, чего еще от старика ждать? Он по пьяни гонял бездомных котов в подворотнях, не однажды подсыпал голубям отравленное зерно в кормушку и мог поднять руку на нищего. А если когда изображал добряка, то лишь затем, чтобы втереться в доверие. В глазах защипало. Майя поморгала, отгоняя наплывающую пелену слёз, и сбежала вниз по холму. Дальше, за прохудившимся частоколом, начиналось поселение отверженных.

* * *

Ветер бил в лицо ледяными струями, обволакивая коконом и не давая вдохнуть полной грудью. Боль от удара почти прошла. Солнце в вышине непривычно слепило глаза. Взлёт и стремительное снижение. Из пространства света — в пространство полутьмы. Мрачные стволы копьями впивались в землю, унося к небу заснеженные кроны. Разорвав цепь от наручников, Незримый бережно прислонил Теору к стволу векового дуба. Звякнули на запястьях железные кольца. Дома их нужно будет снять.

— Ты не пострадала?

— С тобой разве получится? — горько усмехнулась Теора и взглянула ему в лицо. Матово-черное, идеальное, без выражения, без жизни в скульптурно вылепленных глазах. — Ты их изрядно напугал. А Майя? Неужели старик ее утащил?!

— Я не вправе помогать кому-то кроме тебя. Только если ты прикажешь. Но в таком случае…

— Не напоминай. — Теора выдохнула облачко морозного пара и зябко обхватила себя за плечи. Мысль о том, что Эремиор по одному ее слову может сделаться хранителем другого человека, бередила душу и повергала в пучину отчаянья.

Тишина накрыла их плотным войлочным куполом. Слишком ненатуральная, искусственная, как театральные кулисы. За кулисами прятался не актер, не кукловод, не зверь, выпущенный из клетки. Существо, обросшее панцирем уродливых мыслей-присосок, который и корутом не проткнуть. Мерда.

Теору прошило сотней холодных игл. Стало быть, пришло время? Она понадеялась на защиту Незримого, но тот отступил, проваливаясь в сумрак леса.

«Сама. Ты должна сама ее уничтожить», — с сожалением прошептал Эремиор. Теора почувствовала себя преданной. Уткнуться бы в мягкую подушку, забыться сном под переливы среброструнной арфы, которую Пелагея держит на чердаке. Навсегда похоронить чувство, разрывающее изнутри подобно шипам терновника.

Провалы глазниц, залитые мертвенно-лиловым светом, пригвоздили Теору к земле. Мерда хищно зашипела из-под капюшона, раскинула руки вширь и, пеленая в страх, стала надвигаться — медленно, неумолимо, как паук, чья добыча надёжно угодила в сети.

«Мне нужен чистый ум, — требовал раздробленный на осколки, скрежещущий голос. — Твой ум. Отдай! Отдай!»

Пульс бился в горле пичужкой, которую вот-вот проглотит змея. Ближе, ближе… Под раздутым балахоном гремит скелет. Смердящее дыхание отравляет воздух. Снег, ощетинившийся сухими стеблями, зарастает коркой сизого, нездешнего льда.

Незримый вырвался из сумрака в последний миг, встал на пути и вынул из ножен меч. Зря Мерда разевала яму безгубого рта. Ее раздразнили: подсунули под нос вожделенное лакомство, убедились, что аппетит разыгрался, и дали задний ход.

Эремиор рассёк воздух взмахом корута, прочертив перед Мердой неосязаемую грань. Энергичным движением привлёк Теору к себе.

— Ты не готова. Уходим!

Возражения едва не сорвались с языка. Она никогда не сможет подготовиться к тому, чтобы принести себя в жертву! Такому в Энеммане не учили. Ей не давали даже намёка на то, что в иных мирах придется испытать терзания сродни пытке на раскаленном ложе.

Не успели беглецы ступить и шагу, как на них обрушилась немая ярость. В глазницах Мерды полыхнул злой огонь, костистая рука сжалась в кулак, и из поднебесья хлынул вороний град. Тишину леса, как тонкую кожу, вспороли крики — голодные, пронзительные, озлобленные. И среди них — надрывный, истошный крик Теоры. Ее облепили со всех сторон. Хлопали тучи крыльев. Клювы терзали платье. Когти вонзались в спину и безжалостно рвали за волосы. Бесконечная каркающая темень. Ни секунды на передышку.

— Береги глаза! — прокричал Эремиор. Впитавший черноту корут рассекал тварей, совсем как те жужжащие мысли у зарослей. При встрече, которой не должно было произойти. При встрече, которую многие сочли бы ошибкой.

Теора отбивалась, как могла. Заслоняясь от острых клювов, она окровавленной рукой нашарила под снегом ветку. Но куда ветке сравниться с корутом! Не знающий усталости воин рассёк в полёте оставшихся птиц, и вороний гвалт захлебнулся.

Теора со стоном упала на колени. Ее трясло. Хрупкое равновесие было готово пойти трещинами и лопнуть, как до предела нагретый сосуд. Воткнув меч в сугроб, Незримый склонился над нею: ни единого живого места! Сплошь лохмотья да кровавые раны. Пелагея вовремя передала ему часть целительной силы. Но способен ли он точно так же лечить прикосновением?

Сорвав остатки пальто, провел рукой над исполосованной когтями спиной — безрезультатно. Приложил к царапинам на животе ледяную ладонь — никакого эффекта. Теора непроизвольно подалась в сторону, зарылась пальцами в снег и разразилась безудержными рыданиями. Почему именно она — хрупкое, беззащитное дитя Энеммана — должна спасать Вааратон от Мерды? К чему вообще эти правила, которым, не задумываясь, следуют испокон веков? Разве без подвига за плечами тебя не посчитают достойным? Отчаянье набросилось на Теору безобразным многоглавым зверем, грызло исподтишка. Безошибочно выявив его присутствие, Незримый отсёк уродливые головы чередой четких ударов.

За границей, прочерченной корутом, неподвижно стояла Мерда. При полном безветрии ее балахон надувался, как зловещий парус корабля-призрака. Запах крови манил. Поляна, усеянная трупами птиц, разжигала слепое желание мстить.