Читать книгу - "Море троллей - Нэнси Фармер"

— После битвы Рагнарёк не олсивет никто. Всё укроет тьма.

— И даже боги погибнут?

— Когда норны скажут свое слою — да, погибнут. — Торгиль не сводила глаз с двери в дальнем конце зала. Рука ее то и дело нащупывала висящий на поясе нож, но скорее в силу привычки.

— Но что может превосходить богов могуществом? — удивился Джек. Он тоже зорко наблюдал за дверью. Трещали факелы, ветер тщетно бился в плотные белые занавеси, закрывавшие окна.

— Время, — отозвалась Торгиль. — Руна говорит, что норны — это само Время. Он, впрочем, это не вполне понимает, равно как и я. Шшш!

Дверь приоткрылась, и Джек похолодел. Но то была лишь Горная Королева: она вошла в залу и поднялась на свой трон. На детей она даже не взглянула; а те отлично понимали, что заговаривать с ней не стоит. Все трое сидели, каждый на своем месте, и ждали.

Постепенно — Джек так и не смог точно определить, когда — почудилось, будто в дальнем конце залы кто-то есть. Целая толпа, а может быть, двое-трое. Короче, не разберешь. Занавеси всколыхнулись, факелы затрещали и померкли. Из далекой дали донеслись голоса — голоса, от которых у Джека по спине побежали мурашки. Что-то подобное ему доводилось слышать в ночных кошмарах. Голоса шептались обо всех когда-либо пережитых мальчиком страхах — о том, как он срывается со скалы, или теряет родителей, или плутает в темном подземелье, где ему суждено скитаться вечно, — ибо его так и не найдут.

Торгиль коснулась его плеча, и Джек осознал, что уже готов был сделать то, против чего его предостерегали: опрометью выбежать из залы. Торгиль побледнела как полотно. Наверняка воительнице тоже явились ее потаенные страхи.

Время шло, и перед Джеком и Торгиль открывался мир утрат, куда более страшный, нежели песни о потерянном Утгарде, и куда более ужасающий, нежели разоренная усадьба Гицура Пальцедробителя. То был мир под названием «Всё погибло». Голоса норн нашептывали о том, как сгинет все светлое, отважное и прекрасное. Сгинет и умрет на твоих глазах. А тебе останется лишь пасть, ибо удел твой — поражение и тьма.

Джек услышал легкий шорох. Он обернулся: Торгиль сжимала в руке нож. Что она хотела этим сказать, было понятно и без слов. Она храбро падет в этой битве, и если слава всё же не бессмертна, она всё равно бросится навстречу своей судьбе.

Джек стиснул в кулаке руну. Одна из норн вскинула глаза. Она — молодая и прекрасная — возглавляла бесконечно-длинное шествие, что медленно двигалось через залу. Вот процессия обошла стол кругом. Одна из норн простерла руку над вазой с фруктами, и плоды пожухли и иссохли. Норны расселись: теперь Джек разглядел, что их только трое, хотя позади них воздух трепетал и полнился шепотами. Норны расставили шахматные фигуры и приступили к игре.

Двое играли; третья наблюдала. Партия длилась долго, бесконечно долго. Джек недоуменно заморгал. Ему вдруг показалось, что шахматные фигурки передвигаются сами по себе. И находились они уже не на столе в полутемной зале, а у дверей собственных домов. Они занимались своими делами — пахали землю, стригли овец, — даже не подозревая о том, что за ними наблюдают безмолвные норны. То и дело к одной из фигурок протягивалась призрачная рука — и незримым движением смахивала ее с доски.

Игра продолжалась до тех пор, пока и на той, и на другой стороне доски не осталось лишь по нескольку фигур. Одна из норн — со ртом что пещера и запавшими глазами — сделала последний ход. — Мат, — беззвучно прошептала она. Ее противница, та, что была молода и красива, склонила голову, признавая поражение. Рассмотреть третью норну было куда труднее. Она переливалась, мерцала и то и дело меняла очертания, точно тень под колеблемым ветром деревом.

Затем все трое, как по команде, подняли глаза и поманили Джека.

Мальчик словно прирос к месту: ноги разом онемели, во рту пересохло. Торгиль пихнула его в бок. Но даже тогда Джек не нашел в себе сил подняться. Торгиль вскочила, взяла его за руку и вывела вперед. В другой руке девочка сжимала нож. В смутном свете факелов лицо ее казалось мертвенно-белым. Небеса милосердные, она что, намерена заколоть норну?!

Джек крепче стиснул руну. К вящему его изумлению, руна отозвалась: по всему телу разлилось живительное тепло. Он сжал руку Торгиль, усилием воли заставляя тепло перетечь и в нее тоже.

Неожиданно мальчик осознал, что они — отнюдь не пешки в игре, что завершается всеобщей гибелью. Путь норн — не единственный путь. Есть еще Бард, что сидит себе под деревом на Островах Блаженных и наигрывает на арфе. Есть женщина с горестным взглядом — та, которую Олаф убил во время шторма. Она, конечно же, на верном пути в Рай, вместе со своей утраченной дочуркой. А его, Джека, мать верила (хотя и тщательно скрывала это от отца), что души усопших возвращаются в мир вместе с солнцем и рождаются заново.

«Я служу жизненной силе, — подумал Длеек. — Я не верю в Рагнарёк».

Так они и шли, держась за руки, всё дальше и дальше — и с каждым новым шагом ледяные стены расступались, и таяли, опадая, шелестящие белые занавеси. В лицо Джеку повеял ласковый ветерок, по дну долинки с журчаньем заструился ручей. По обе его стороны росли кусты малины, тут же зрела сочная голубика. Повсюду алели сладкие жемчужинки горной земляники.

— Мы опять здесь! — воскликнула Торгиль. — Вот, значит, где прячется источник Мимира!

Из зарослей выступила глухарка с десятью цыплятами. Птица наклонила голову и тихонько заквохтала.

— Похоже на то, — неуверенно протянул Джек — Я что-то такое чувствовал и прежде, да только искать побоялся..

Глухарка величественно удалилась. Дети проводили ее взглядом.

— Одно по крайней мере осталось неизменным, — вздохнула Торгиль. — Эти дурацкие пичуги по-прежнему треплются не умолкая о своем занудном житье-бытье.

Джек шел впереди, указывая путь. Он провел Торгиль мимо поля, где некогда лежали ослабевшие снежные совы. Отыскал рощу яблоневых и грушевых деревьев, грецких орехов и лещины.

— Ага, так вот ты где едой разжился, — догадалась воительница.

— Слушай — Джек предостерегающе поднял руку. Впереди то нарастал, то затихал гул тысяч и тысяч пчел. Ощущение было такое, что рой придется руками раздвигать, чтобы протиснуться.

— Терпеть не могу пчел, — буркнула Торгиль. — Я однажды попыталась взять меду из улья, так они меня здорово пожалили!

— Если их не сердить, то пчелы, они ничего себе, — возразил Джек — Мама научила меня одному заклинанию: оно успокаивает растревоженный рой.

— Ну, не знаю… Я их языка не понимаю, но, по-моему, они вовсе даже и не рассержены. Но и довольными их тоже не назовешь — слишком уж они для этого дикие и буйные. Я бы сказала, что эти пчелы одержимы.

— Вроде как берсерки? — уточнил Джек.

Да, что-то вроде этого…

— «Да уж, кому и знать, как не тебе», — подумал Джек, но вслух этого, конечно же, не сказал. Он вспомнил Олафа и его людей во власти безумного ликования — перед тем, как они вырезали усадьбу Гицура. Джек и Торгиль долго стояли, не трогаясь с места и прислушиваясь к неумолчному гуду.