Читать книгу - "Паладин душ - Лоис МакМастер Буджолд"

Лисе как раз причёсывала волосы Исты перед сном; этот процесс девушке, видимо, нравился, — Иста подозревала, что он вызывает у горничной счастливые воспоминания о конюшне, — когда вдруг кто-то робко постучал в дверь внешней спальни. Лисе отправилась открывать и через секунду вернулась:

— Это один из пажей лорда Эриса. Он говорит, что лорд ждёт внизу и умоляет об аудиенции.

Брови Исты взлетели вверх:

— В такое время? Хорошо. Скажи ему, что я сейчас же спущусь.

Лисе пошла передавать сказанное, а Иста сбросила халат и снова надела льняную рубашку цвета лаванды и чёрное шёлковое платье. Её рука ненадолго задержалась над траурной брошью, лежащей на столе, а потом взяла её и, как и раньше, сколола под грудью мягкую ткань. Неожиданно подходящее украшение для состояния Эриса, решила она. В сопровождении Лисе, несущей свечу в стеклянном подсвечнике, чтобы освещать дорогу, рейна вышла на галерею.

Лорд Эрис стоял у подножия лестницы, высоко подняв факел и настойчиво глядя вверх. Он был в сапогах, меч висел на поясе, словно хозяин замка только что вернулся с очередного объезда. Иста обрадовалась, заметив, что под серо-золотым плащом поблёскивала кольчуга. После дневной жары ночной воздух казался мягким и ласковым, пламя давало неверный свет, обрисовывая бледные черты Эриса.

— Рейна, я должен поговорить с вами. Наедине.

Иста жестом указала на скамейку в дальнем конце двора, и он кивнул.

— Подожди здесь, — тихо сказала Иста Лисе, девушка приняла это к сведению и уселась на ступени. Иста спустилась и пересекла двор бок о бок с лордом Эрисом. Он передал факел пажу, но мальчику было не дотянуться до скобы на резной колонне, и Эрис, коротко улыбнувшись, забрал факел обратно и закрепил его. Он отправил пажа составить компанию Лисе. Иста и Эрис сели на разные края каменной плиты, ещё не растратившей накопленного днём тепла. Звёздная бездна неба, заключённая крышами в квадрат, казалось, поглощала золотистый свет свечи Лисе и факела, не давая ничего взамен. Лицо Эриса тенью проступало на ещё более глубокой тени, но его глаза блестели.

— Напряжённый выдался день, вы вновь обрели спутников, а они привели нам отряд джоконцев, — начал он. — Два моих патруля, с южной и с западной стороны, вернулись ни с чем. А от двух других нет никаких вестей, и это меня беспокоит. — Он помолчал. — Каттилара не обрадовалась моему возвращению. Должно быть, она злится на меня.

— За то, что вы выполняли свой долг? За это она вас обязательно простит.

— Но она не простит мне то, что я умираю. В этом я становлюсь ей врагом и одновременно наградой.

— Да? Она продолжает думать, что вас можно вернуть. Или хотя бы не дать вам уйти. Мне кажется, она не замечает того, что с вами делает эта задержка, её ослепляют внешние проявления. Если она вообще видит исчезающих призраков, то не думаю, что она до конца понимает природу их проклятия.

— Проклятие, — выдохнул он. — Верно сказано. Это многое объясняет.

— С теологической точки зрения, я полагаю, именно об этом и идёт речь, хотя возможно мудрейший ди Кэйбон может уточнить термин. Я не знакома с языком схоластики, но вижу явление само по себе. Вы отрезаны от материального мира, но при этом у вас нет пути к вашему богу. Но это случилось не по вашей воле, как обычно происходит с настоящими, заслужившими такую судьбу духами. Это произошло из-за чужого вмешательства. И это… неправильно.

Он вытянул, а затем стиснул руки.

— Так не может продолжаться. Теперь я даже не притворяюсь, что ем. И пью только маленькими глотками. Руки, лицо и ноги цепенеют. Я стал замечать это в последние десять дней, сначала совсем немного, а теперь становится всё хуже и хуже.

— Звучит не очень обнадёживающе, — согласилась Иста. Она замолчала. — Вы молились?

Он коснулся левого рукава, и Иста вспомнила чёрно-серую ленту, скрывавшуюся под ним.

— В человеческой жизни необходимость бога то приходит, то уходит. Каттилара хотела ребёнка, я выполнял обязанности мужа… но если Отец Зима и услышал меня, то не подал мне никакого знака. Я не получал никаких предзнаменований, не обманывал себя. Ответом на мои молитвы была тишина. Но в последнее время эта тишина стала… более пустой. Рейна, — его взгляд, сияющий в темноте, будто пронзал ей душу, — сколько мне ещё осталось?

Она чуть не ответила «не знаю». Но уход от ответа отдаёт трусостью. Ни один целитель Матери не сможет сказать ему больше, чем она. Откуда я знаю? Она изучила его обычным и внутренним зрением:

— Я видела достаточно много призраков, но больше старых, чем недавно ушедших из жизни. Их становится всё больше, как видите. Через два месяца после смерти большинство из них сохраняют очертания тела, в котором они были при жизни, но становятся более тусклыми, теряют цвет. Они медленно тают. Спустя год второе зрение уже не способно различить человеческие черты, хотя они всё ещё напоминают по форме тело. Через несколько лет они становятся белой дымкой, потом и дымка бледнеет, пока окончательно не исчезает. Но, как мне кажется, время может быть разным в зависимости от силы характера человека, с которого всё началось. — И от потрясений во время призрачного состояния? Эрис — уникальный случай в её опыте. Требования к его призрачной душе сразили бы любого живого. Как его измученный, унылый дух выдерживает их?

Великодушные, владея многим, много и отдают. Но даже они когда-то иссякнут без поддержки… Её разум не посмел закончить мысль. Но она заставила себя. — …их бога.

— И как я выгляжу сейчас?

— Цвета практически нет. — И против воли добавила: — Вы начинаете расплываться по краям.

Он осторожно пощупал лицо и пробормотал:

— Вот как. Тогда многое проясняется.

Некоторое время он сидел молча, а потом хлопнул себя по колену:

— Однажды вы сказали мне, что обещали Иасу, что не расскажете о настоящей судьбе моего отца ни одной живой душе. Хм. Что ж. Вот я перед вами. Рейна, я должен знать.

Иста удивлённо фыркнула:

— Для мёртвого, вы замечательный правовед. Хороший бы был выпад, точный, острый, если бы я не лгала вам с самого начала. Иас никогда не просил меня о таком обещании. Тогда он вообще едва ли разговаривал со мной. Та история, которую я вам поведала, была лишь щитом, чтобы скрыть малодушие.