Читать книгу - "Эрагон. Возвращение - Кристофер Паолини"

Роран нагнул голову, и Гертруда сняла с него шарф, поддерживавший его уложенную в лубки правую руку. Он осторожно опустил руку и постарался держать ее прямо. Гертруда осторожно сунула пальцы под повязку, ощупала руку и сокрушенно покачала головой.

От раны исходил отвратительный запах гниения. Роран стиснул зубы, его подташнивало. Гертруда сняла повязку и лубки, и оказалось, что кожа вокруг раны стала белой, пористой и сильно распухла, напоминая спину огромной личинки. Рану ему зашили, пока он был без сознания, и на ее месте был лишь извилистый розовый шрам с корочкой запекшейся крови, но из-за сильной опухоли крученая нить глубоко врезалась в плоть, а из-под кровавой корки сочилась какая-то прозрачная жидкость.

Гертруда только языком цокала, изучая рану. Она сменила бинты и, глядя Рорану прямо в глаза, сказала:

— Что ж, дело обычное. Хорошо, если заражение не начнется. Пока, правда, трудно сказать, но если так и дальше пойдет, придется прижигание сделать.

Роран кивнул и спросил:

— А рука-то у меня действовать будет?

— Ну, если мышцы правильно срастутся, конечно. А что ты ей делать-то собираешься? Ты ведь…

— А драться я смогу?

— Если ты хочешь с кем-то вскоре драться, — Гертруда по-прежнему смотрела ему прямо в глаза, — то лучше тебе прямо сейчас начать левую руку тренировать. — Она погладила Рорана по щеке и поспешила домой.

Правая рука! Учиться все делать левой рукой! Роран смотрел на свою перевязанную конечность так, словно она ему уже не принадлежала. До сих пор он и не подозревал, как сильно скажется на его мироощущении состояние его тела. Раненая плоть породила душевную рану. Роран гордился собственным телом, и теперь, когда ему, возможно, грозил столь сильный ущерб, его вдруг охватила паника. Неужели он может лишиться руки? И даже если он сумеет поправиться, вряд ли рука будет действовать как следует. Во всяком случае, там наверняка останется страшноватый шрам — на память об «укусе» раззака.

Роран опомнился, только когда Илейн взяла его за руку и отвела в дом. На кухне она заварила мяту и поставила на плиту чайник, чтоб закипел.

— Так ты действительно ее любишь? — спросила она вдруг.

— Что? — Роран изумленно посмотрел на нее.

— Катрину, — улыбнулась Илейн. — Я же не слепая. Я понимаю, что ради нее ты готов на все, и горжусь тобой. Не каждый мужчина способен на такое.

— Это не будет иметь никакого значения, если я не смогу освободить ее.

Чайник настойчиво засвистел. Илейн сняла его с плиты и налила Рорану чаю с мятой.

— Ты освободишь ее, я уверена! Не одним способом, так другим. И вообще, нам бы надо к путешествию готовиться, верно? Я, пожалуй, начну с кухни, а ты пока, если хочешь мне помочь, сходи наверх и принеси оттуда все, что тебе покажется нужным, — одежду, одеяла. Хорошо?

— И где мне это сложить? — спросил Роран.

— А в гостиной. Там места хватит.

Поскольку путь им предстоял неблизкий, по крутым горам и густым лесам, где на повозках не проехать, Роран прекрасно понимал, что количество припасов придется существенно уменьшить и взять с собой только то, что можно унести на себе и погрузить на двух имевшихся у Хорста лошадей. Впрочем, одну из лошадей особенно не нагрузишь: беременной Илейн наверняка придется часть пути ехать верхом, в таком состоянии ей этот путь пешком не одолеть.

Положение осложнялось еще и тем, что у некоторых семей вообще лошадей не имелось, а ведь лошади нужны не только для грузов, но и для того, чтобы везти малолетних детей, стариков и больных, которым пешком за остальными не угнаться. В общем, всем придется делиться, но вот С КЕМ? Ни Роран, ни Хорст по-прежнему не знали точно, кто еще, кроме Биргит и Дельвина, пойдет с ними.

А потому, когда Роран с Илейн закончили паковать самое необходимое — в основном провизию и кое-что для устройства временного жилища, — Илейн послала его выяснить, нет ли у кого в багаже свободного местечка: у нее в сторонку было отложено немало полезных вещей, которые она с удовольствием тоже прихватила бы с собой.

Несмотря на то что жители Карвахолла так и сновали из дома в дом, в деревне стояла какая-то давящая, неестественная тишина, за которой пряталась лихорадочная суета, царившая внутри домов. Почти все встреченные Рораном люди предпочитали отмалчиваться, потупившись, погруженные в невеселые мысли.

Рорану почти минуту пришлось барабанить в дверь Орвала, прежде чем фермер открыл ее и вышел на крыльцо.

— А, это ты, Роран Молот. Извини, что заставил ждать, но дел уж больно много. Чем могу помочь? — Орвал постучал своей длинной черной трубкой по ладони, вытряхивая пепел, и принялся нервно теребить ее. Было слышно, как в доме гремят горшки и кастрюли, потом загрохотала упавшая на пол табуретка.

Роран передал ему просьбу Илейн; Орвал, прищурившись и словно что-то подсчитывая, уставился в небо.

— Я думаю, для моего-то барахла места у меня вполне хватит, а может, и еще останется. Но ты все-таки еще у людей поспрашивай. А если вам по-прежнему места хватать не будет, так можно и еще пару волов нагрузить.

— Так, значит, ты точно с нами?

Орвал помолчал, смущенно потоптался, потом все же признался:

— Ну, если честно… Мы просто… хотим быть готовы на тот случай, если солдаты снова нападут.

— Ах, вот как… — Роран распрощался с ним и потащился к дому Кизельта.

Когда он обошел еще несколько домов, ему стало ясно: никто не желает говорить о своем отъезде в открытую — даже если сборы идут в доме полным ходом. К тому же все разговаривали с Рораном так почтительно, что его это даже встревожило. Он в жизни не слышал столько сочувственных слов. Люди уважительно замолкали, стоило ему раскрыть рот, и готовы были, казалось, одобрить любое его предложение. Этот дутый, как казалось Рорану, авторитет среди односельчан заставлял людей, которых он знал с детства, смущенно сторониться его.

«Ну да, я теперь меченый», — думал Роран, хромая по грязной улице и прижимая больную руку к груди. Вид у него был страшноватый: небритые щеки и подбородок заросли щетиной, нечесаные волосы свалялись и торчали жгутами; но куда сильнее могли испугать его глаза, провалившиеся, окруженные темными кругами, точно у привидения, но сверкавшие, как расплавленная сталь. Взгляд его был полон горечи, бешеного гнева и безумного желания мстить.

Кривоватая усмешка, порой мелькавшая у него на устах, тоже могла испугать кого угодно. Впрочем, самого Рорана его вид устраивал: он полностью соответствовал тем чувствам, что кипели в его душе. Теперь он уже догадывался, отчего ему удалось так сильно подействовать на односельчан своей речью. «Пожалуй, — усмехнулся он про себя, — теперь я своей внешностью могу и раззаков испугать!»

Размышляя об этом, он брел по улице, когда его нагнал Тэйн и крепко схватил за левое плечо.

— Роран! До чего же я рад тебя видеть!