Читать книгу - "Левиафан. Кровь Ангелов - Алексей Фролов"

Они продолжали общаться, но все стало по-другому. Теперь, спустя столько лет, ни к чему лгать, была даже какая-то злость, инстинктивная, по поводу и без. И никому не удавалось помирить их, потому что они сами не хотели этого. Они не понимали, что это приносит им боль и страдания, им и окружающим. И все рушилось, все катилось к черту, пока друг Карна не попал в аварию.

К счастью, в салоне он был один, и подушка безопасности сработала вовремя. Машина всмятку, а у него только ребра болят. Что на самом деле там произошло, уже не имеет значения, важно другое. Карн в этот момент вез другого своего друга домой и был жутко злой, потому что минутой ранее этот самый друг, открывая дверь, поцарапал краску о бордюр, хотя Карн загодя предупредил его, что нужно быть осторожнее. Машина была совсем новая, куплена месяц назад, а Карн никогда не отличался сдержанностью. Он наорал на друга и ехал теперь как перекачанный воздушный шарик – только тронь!

Когда зазвонил телефон, он поднял трубку, не взглянув на номер. Голос на том конце провода дрожал, Карн даже не сразу узнал его. А когда понял, в чем дело, задал лишь один вопрос: «Где ты находишься?»

Потом они пять часов стояли вместе посреди трассы, пока полиция разбиралась, кто виноват. Но все это казалось чем-то несущественным. И тот факт, что ремонт машины теперь обойдется другу едва ли не в половину стоимости этой самой машины, тоже ничего не значил. Карн отлично понимал его чувства на этот счет – сказать, что было обидно, значит ничего не сказать. Но думал он о другом.

Он думал о том, что его друг жив. ЖИВ. А остальное, включая все их безрассудное противостояние, порожденное эгоизмом и фанатичной принципиальностью, вмиг потеряло значимость. Тогда он впервые увидел слезы на глазах своего друга. Сам не заплакал в тот же момент лишь потому, что всю жизнь был таким – «тормознутым». До него суть таких событий всегда доходила позже – через час, день или даже неделю. Будто его психика в момент стресса закрывалась непробиваемым коконом, а потом этот кокон начинал оттаивать.

Этот момент, когда они обнялись и взаимно попросили прощения, стоя на ледяном ветру муторным мартовским вечером, отпечатался в памяти Карна на всю жизнь. Тогда он впервые услышал эти слова. «Ты настоящий друг». Слова были произнесены сквозь слезы, и парень никогда бы не подумал, что так просто можно разорвать душу пополам. Чтобы одна половинка осталась у него, а вторую он отдал бы своему другу. Настоящему другу.

Так мир меняется в одночасье. И вот он изменился опять, здесь и сейчас, в Башне Солнца, потому что Локи предал их. Бог огня одним движением завернул руки Карна за спину и защелкнул на запястьях костяные наручники. Ангелы повели их к «кротовой норе».

И все равно он ни о чем не жалел. Потому что поступил правильно. Они все поступили правильно. Как было сказано в одном фильме, лучше поверить предателю, чем не поверить товарищу! Доверие, вера – в мире, где все продается и все покупается, эти слова теряют свой первоначальный смысл. Они становятся антиквариатом, дешевым никому не нужным антиквариатом. Потому что в таком мире ни вера, ни доверие не прокормят тебя и твою семью. А ведь когда-то все было иначе…

«Кротовая нора» оказалась непримечательной стеной в одной из камер на верхнем этаже тюрьмы. Она ничем не отличалась от других стен, разве что если смотреть на нее не прямо, а боковым зрением, по ней то и дело пробегала легкая рябь. Они прошли сквозь эту стену, сначала несколько Ангелов, потом Эрра, Виктор, Охотник, Чернобог и две кицунэ, затем Локи толкнул вперед Карна.

Какого же было их удивление, когда условный центр управления оказался…реальным Центром управления! Посреди большого круглого зала располагался пульт со множеством сенсорных экранов и клавиатур. Над пультом почти во всю стену висел изогнутый голографический экран, в центре которого находилась многомерная схема Гелиополиса с пульсирующими пиктограммами разных цветов и форм. За пультом спиной к ним в широком черном кресле сидел человек, его руки покоились на подлокотниках, также снабженных сенсорными элементами управления. Человек пристально наблюдал за происходящим на экране.

Затем он нарочито медленно повернулся в кресле и встал. Высокий и худощавый, на пепельно-сером лице никакой растительности, даже бровей нет. Черные, бездонно-черные глаза не выражают никаких эмоций, зато тонкие бледные губы растянуты в жуткой нечеловеческой улыбке. «Так, наверное, рыбы улыбаются», – подумал Карн, пытаясь понять, кто перед ними – мужчина или женщина. Тонкий вздернутый нос, вытянутый овал лица, узкие скулы, широкая нижняя челюсть, массивный, но острый подбородок. Несмотря на то, что в лице человека не было ничего уродливого, у Карна его облик вызвал спазм омерзения. В мозгу возникла ассоциация с какими-то мелкими паразитами, липкими червями, которые если попадут в мозг, могут даже бурого медведя свалить.

– Ты поработал на удивление неплохо, мой друг, – заговорил человек, который человеком, разумеется, не был. Он обратился к богу огня и голос его прозвучал как-то рвано, окончания некоторых слов он проглатывал, а другие наоборот, выделял интонацией, хотя в этом не было необходимости. Он не производил впечатления того, кто плохо знает язык, на котором пытается разговаривать. Казалось, что он произносит слова, а автоматический переводчик, скрытый в его теле, тут же выдает плохо адаптированный перевод. Все это делало его образ еще более отвратительным.

– Что ж, ты можешь отправляться за своей наградой, Ангелы проводят тебя, – человек указал ладонью на одну из многочисленных дверей. Локи хмыкнул, попробовал поклониться (сразу видно, что не привык это делать) и двинулся в указанную сторону под ангельским конвоем. В помещении помимо скованных наручниками Древних Богов (включая Карна и кицунэ) остался лишь серый человек и два высоченных Херуба. «Видимо, он действительно уверен в этих наручниках, – подумал Карн, – или себя переоценивает».

– Я начну с главного, – серый двинулся вдоль стены неспешным шагом, заложив длинные руки с узловатыми пальцами за спину. – Все, что происходило в твоей жизни, Карн, было спланировано. Все, кроме твоего рождения. Увы, но мы действительно допустили эту досадную ошибку, признаю. Второй ошибкой было позволить нашим старым друзьям узнать о тебе, – с этими словами он бросил