Читать книгу - "Аварийная команда - Роман Глушков"

– Когда я к Адамычу спиной поворачивался, только и ждал, что он на меня набросится! – аргументировал Кадило свою правоту. – И набросился бы рано или поздно, коли уж у него в крови плавают эти тухлые гены!

Внезапно до обоих дошло, что, призывая меня в свидетели, они так до сих пор и не позволили мне высказаться. Я не стал скрывать, что вижу перед собой ни то и ни другое, но настаивать на собственной правоте отказался. Я уже понял: мы столкнулись не с обычным оптическим обманом, а с настоящим визуальным парадоксом – редчайшим явлением, которые, однако, имели место в мире. И раз так, значит, разгадывать этот парадокс следовало с учетом того, что любой из нас может ошибаться. А не исключено, что ошибаемся все мы вместе. Ведь сколько было разбито ученых лбов в жарких дискуссиях по поводу тех же таинственных кругов на полях, а что толку? Круги продолжают появляться, ученые – строить гипотезы о природе данной аномалии, а бедолаги-фермеры – подсчитывать убытки да костерить инопланетян, чьи передовые технологии по неведомой причине направлены только на то, чтобы пакостить человечеству, а не помогать ему достичь вершин научно-технического прогресса.

– Дурдом! – резюмировал Кадило.

– Полная клиника! – поддакнул Тюнер.

Я облегченно вздохнул: ну вот и долгожданный консенсус. Пусть пока еще зыбкий, но по крайней мере о мордобое можно больше не переживать. Напарники включили-таки свою логику, что мне иногда приходилось делать им в принудительном порядке.

Жаль, нельзя было привлечь к обсуждению нашей проблемы сторонних консультантов – дядю Пантелея и благородную даму из соседнего купе. Хотелось бы услышать, что сказали бы они насчет имевшейся у нас реликвии. Я бы нисколько не удивился, покажись она проводнику, к примеру, скипетром, а даме – какой-нибудь ажурной вазочкой.

Упрятав добычу обратно в кейс, мы допили бутылку водки, после чего наши планы на вечер разошлись. Напарники выразили желание прогуляться до вагона-ресторана и культурно посидеть там часик-полтора. Я был не прочь составить им компанию, но суетливый день и разгадка тайны династии Подвольских вымотали меня до предела. Единственным моим желанием сейчас было помыться, побриться и отоспаться за остаток дороги на сутки вперед. Вдобавок чистый воздух окруженного тайгой Горнилова подействовал на меня не хуже успокоительного лекарства, передозировка коего также сказалась на моей сонливости.

Кадило с сочувствием заметил, что за последние годы я стал все чаще избегать разного рода увеселительных мероприятий. По мнению товарища, виной этому была банальная старость, к порогу которой Лингвист постепенно приближался. Тюнер – из нас троих он являлся самым молодым – сказал, что все это – брехня, поскольку его дедушка якобы аж до восьмидесяти лет ежедневно пил горькую и был в состоянии «кинуть палку». Что и позволяло ему до самой смерти жить припеваючи за счет охочих до ласк деревенских баб. Кадило возразил, что старение – процесс сугубо индивидуальный и что одним великовозрастным сумасбродам идет на пользу, другим может стать во вред. Поэтому, раз уж Глеб Матвеевич предпочитает встретить старость в ипостаси угрюмого монаха-отшельника, то флаг ему в руки и пусть просыпает последние мгновения уходящей молодости. Тюнер не нашел, чем возразить, и просто махнул рукой: пошли, мол, отсюда, Кадило; чего время терять, втолковывая этому зануде элементарные вещи, о которых он и без нас знает…

Такими я и запомнил моих напарников: ворчащими и уходящими от меня по коридору в сторону вагона-ресторана… При всех своих грехах это были действительно неплохие ребята. Я даже втайне гордился тем, что мне довелось стать для них наставником. Примерно таким, каким стал для меня в свое время Бурелом. Возможно, дожив до моих лет, Тюнер и Кадило тоже проклянут эту работу и начнут подумывать о том, чтобы порвать с ней. Порвут или нет, сказать было трудно, ведь я не мог уверенно ответить на этот вопрос даже в отношении себя. В мою жизнь беспардонно вмешался злой рок, круто и навсегда изменивший ее течение. Но кое в чем мне все же повезло: на этом проклятом пути я обрел себе новых товарищей, пусть далеко не таких боевых, зато не менее надежных и верных…

Сон, что искушал меня весь вечер, вдруг куда-то пропал. Минут сорок проворочавшись на кушетке, которая хоть и была мягче обычной вагонной полки, а все равно казалась мне неудобной, я утратил все надежды заснуть и уже собрался идти к товарищам в ресторан, как вдруг заметил, что я в купе не один. Помимо кушеток, в нашем спальном люксе имелась также пара кресел. И когда я в очередной раз – теперь уже окончательно – открыл глаза, то сразу засек в ближайшем ко мне кресле человека.

Перед тем как лечь спать, я предпринял все необходимые меры безопасности: положил драгоценный кейс в камеру под своей кушеткой, заблокировал дверь и сунул под подушку взведенный «зиг-зауэр». Спальные вагоны всегда особо привлекали воров, налетчиков и махинаторов всех мастей, ибо народ здесь путешествует исключительно денежный. Поэтому по-настоящему доверять мне приходилось лишь собственному чутью и пистолету. Блокиратор на двери только внешне выглядел надежным. Профессионального вагонного вора такие препоны беспокоили меньше, чем нас с напарниками – газовые баллончики, из каких порой брызгали нам в лица отдельные строптивые клиенты.

Можно было поклясться, что еще пару минут назад в купе никого не наблюдалось. Посторонний имел шанс проникнуть незамеченным через дверь, если бы в этот момент я спал. Но я ворочался с боку на бок без сна и прекрасно слышал все, что творилось вокруг. Да и купейная дверь открывалась не настолько беззвучно, чтобы мне не уловить ее скрипа. Значит, незваный визитер очутился тут иным манером – вероятно, тихой сапой пролез через какой-нибудь технический люк в туалетной комнате.

Недолго думая, я выхватил из-под подушки пистолет и нацелил его на незнакомца. Стрелять, разумеется, не стал – гость вальяжно развалился в кресле и не проявлял пока никакой агрессии. И хотя, по моим понятиям, столь вопиющая наглость не должна была оставаться безнаказанной («Кто бы возмущался!» – скажете вы и будете, естественно, правы), я не собирался без веской причины устраивать в поезде кровопролитие. В вагоне сразу начнется паника, и дядя Пантелей живо вызовет сюда милицейский наряд. И тогда наша почти завершенная работа будет провалена в до обидного неподходящий момент.

– Замри, падла! – приказал я незнакомцу, стараясь разглядеть его лицо в тусклом свете лампы-ночника. – Шевельнешь хотя бы пальцем – пристрелю нахрен! Если ты в курсе, кто я такой, значит, знаешь, что я не блефую! Чего тебе надо?

Гость не ответил, но мой приказ, кажется, нарушать не собирался. Странный тип, да и человек ли это вообще?.. Уж больно неестественно он выглядит. На первый взгляд все на месте: руки, ноги, голова… Разве что конечности чересчур длинные, а фигура настолько сутулая, что это бросалось в глаза, даже когда незнакомец сидел. Я было подумал, что он нарочно так изогнул шею, пытаясь, в свою очередь, получше рассмотреть меня. Но вскоре понял, что шея как таковая у незнакомца вовсе отсутствовала. Голова странного человека была посажена даже не на плечи, а на верхнюю часть широкой, но впалой груди, отчего горбушка у него располагалась почти вровень с затылком. Одет неказистый урод был в темное длиннополое пальто и несуразного размера ботинки – прямо не обувь, а натуральная пара шлакоблоков, в которые незнакомец вмуровал свои ступни.