Читать книгу - "Левая Рука Бога - Пол Хофман"

— И что потом? Они же не могут позволить, чтобы мы разболтали то, что видели, — сказал Кляйст.

— Значит, надо удирать.

— Удирать?

— Да, бежать и никогда не возвращаться.

— Мы даже отсюда выбраться не можем, — резонно возразил Кляйст, — а ты говоришь о побеге из Святилища вообще.

— А какой у нас выб… — Кейл замолчал на полуслове, услышав звук поворачивающегося в двери ключа. Дверь была массивной, толщиной не менее шести дюймов, открывалась она медленно, так что у них оставалось несколько секунд, чтобы найти место, где спрятаться. Но три человека — это не один.

Кейл сделал знак остальным двоим плашмя прижаться к стене так, чтобы оказаться за дверью, когда она откроется, — тогда створка спрячет их хоть на то время, пока дверь будет открыта. Другого выбора не было; бежать назад означало застрять здесь слишком надолго: их отсутствие успеют обнаружить, их поймают, и последует медленная смерть.

Дверь отворялась с большим трудом, о чем можно было судить по проклятиям и раздраженному ворчанию. Кейл страшным взглядом повторил приказ. Дверь, из-за которой продолжало доноситься недовольное бормотание, двинулась на них и наконец остановилась. Потом кто-то подсунул под нее деревянный колышек, чтобы не дать закрыться. Снова послышались ругательства и кряхтение, а потом — звук тележки, которую покатили по коридору. Кейл, стоявший с краю, выглянул наружу и увидел знакомую прихрамывающую фигуру в черной рясе, которая удалялась, действительно толкая перед собой тележку, пока не исчезла за поворотом. Кейл сделал знак остальным, и все трое быстро выскользнули за дверь.

Мальчики оказались на улице, в холодном тумане. Здесь стояла еще одна наполненная углем тележка, ждавшая своей очереди. Вот почему Унтер-Искупитель Смит, известный своей ленью ублюдок, не запер дверь на ключ, как наверняка предписывала инструкция, а заклинил ее в открытом состоянии.

В любом другом случае мальчики стащили бы столько угля, сколько смогли бы унести, но все их карманы уже были полны едой, и к тому же они были слишком испуганы.

— Где мы? — спросил Смутный Генри.

— Понятия не имею, — ответил Кейл.

Он спустился с амвона, стараясь привыкнуть к туману и темноте, чтобы различить хоть какую-нибудь знакомую примету. Но вскоре радость избавления начала стремительно таять: они слишком долго шли по туннелю неизвестно куда и могли сейчас находиться где угодно на территории Святилища, в любой точке лабиринта его зданий, амвонов и внешних коридоров.

Потом внезапно из тумана выплыла пара огромных ступней.

Это была главная статуя Повешенного Искупителя, от которой они начали свой путь более часа назад.

Не прошло и пяти минут, как они порознь присоединились к очереди, выстроившейся к спальному хлеву, официально именуемому Дортуаром Владычицы Вечного Вспоможения. Что значили все эти слова, они понятия не имели, да и не интересовались. Они начали распевать вместе с остальными: «Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью…» Ответ на это зловещее предположение всем послушникам был хорошо известен благодаря недвусмысленным разъяснениям Искупителей: большинство из них отправится в ад, поскольку души их отвратительно черны, и они будут вечно гореть в огне.

Многие годы, когда заходил разговор о смерти послушников посреди ночи — а этот разговор заходил часто, — Кейла то и дело выволакивали из рядов, ставили перед всей группой, и дежурный Искупитель задирал ему рясу, демонстрируя шрамы и ссадины, покрывавшие его спину от затылка до крестца. Ссадины были разных размеров и находились на разных стадиях заживления, поэтому иногда его спина оказывалась красиво расцвеченной невероятным множеством оттенков синего, серого, зеленого, багряного, золотисто-желтого и фиолетового. «Смотрите на эти краски, — говорил обычно Искупитель. — Ваши души, которые должны быть белыми, как крыло певчей горлицы, — хуже, чем фиолетово-черные синяки на этой спине. Вот такими все вы выглядите перед Богом: черными и фиолетовыми. И если кто-то из вас умрет сегодня ночью, излишне говорить вам, к какой очереди он присоединится и что ждет каждого в конце этой очереди: дикие звери будут пожирать вас, испражняться вами и снова пожирать; железные печи, раскаленные докрасна, за час обуглят вашу шкуру, перетопят ваш жир, потом дьявол перемесит золу и жир в мерзкую пасту, из которой снова слепит вас, и опять будете вы гореть и возрождаться, гореть и возрождаться — и так вечно».

Однажды посетивший Святилище сановник, некто Искупитель Комптон, недруг Боско, стал свидетелем экзекуции и воочию увидел, как появляются на спине Кейла эти шрамы, ссадины и синяки.

— Из таких мальчиков, — сказал Искупитель Комптон, — не получится борцов против богохульства Антагонистов. Такая невероятная жестокость по отношению к ребенку, независимо оттого, насколько дьявол завладел его душой, сломит его дух прежде, чем тот окрепнет достаточно, чтобы для ребенка стало возможным искупить свое святотатство перед Богом.

— Он не непокорный, и дьявол отнюдь не завладел его душой, — возразил Боско.

Всегда очень сдержанный, когда речь заходила о Кейле, он внезапно рассердился на себя за то, что, поддавшись на провокацию, пустился в объяснения.

— Тогда почему вы позволяете такое?

— Не спрашивайте о причинах. Просто примите как должное.

— И все же скажите мне, Искупитель.

— Повторяю: не спрашивайте, я не скажу.

Искупитель Комптон, на этот раз оказавшись мудрее Боско, замолчал, но позднее поручил двум своим платным осведомителям в Святилище разузнать все, что можно, о мальчике с фиолетовой спиной.

«Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью…» — укладываясь в постель, бормотали Кейл и двое других.

Молитва, которая за годы беспрерывного повторения лишилась почти всякого смысла, сегодня обрела над ними новую ужасную силу, ту, которую имела, когда они были совсем маленькие и ночи напролет лежали без сна, уверенные, что, стоит им закрыть глаза, как они почувствуют жаркое дыхание зверя и услышат лязг металлической дверцы раскаленной печи.

За десять минут огромный барак заполнился, дверь мгновенно заперли, и пять сотен мальчиков остались в полной тишине в громадном, промозглом и скудно освещенном помещении. Потом свечи вовсе погасили, и все поспешно улеглись спать, поскольку встали в пять утра. Барак огласился нестройным хором, состоявшим из храпа, подвываний, поскуливаний и бормотания, это мальчики погружались в свои сны, сулившие кому кошмары, кому утешение.

Наша троица, разумеется, сразу заснуть не смогла, впрочем, и несколько часов спустя мальчики все еще не спали.