Читать книгу - "Анабиоз. Сын зари - Дмитрий Казаков"

— Душ обещали, — ответил тот. — Но пока не наладили, зато собачатина нынче удалась…

— Что? — Желудок Кирилла протестующе сжался.

— Собачье мясо, — невозмутимо разъяснил Саша. — Псов в городе полно, охотиться на них легче всего, а как еще такую прорву накормить? Что из жрачки не испортилось, то крысы поели… Видел, сколько их по развалинам шастает?

Ну да, за столько лет даже консервы придут в негодность, кроме той же тушенки. Хорошо хоть есть вода. Интересно, откуда ее возят? Не с Волги же?

— В частном секторе, за Советской, колонки есть работающие, — ответил на невысказанный вопрос Аркадий Петрович. — Я в первые дни работал в бригаде водовозов, это потом меня сюда перевели…

Солнце заходило, жара потихоньку спадала, усталые и грязные работники сидели и лежали на траве рядом с «казармой», и охранники не спешили загонять их внутрь. Бригадир отсутствовал, десятники без него вели себя как нормальные люди, и можно было расслабиться.

Неподалеку от Кирилла несколько мужиков уселись в кружок и достали пластиковые карты, еще двое притащили подгнившую шахматную доску, и вокруг образовалось кольцо из болельщиков. Аркадий Петрович принес книгу, толстую, в яркой обложке, с пожелтевшими от времени страницами.

— Надо читать, пока светло, — сказал он грустно. — Света нет, и неизвестно, будет ли.

Кирилл же лежал и наблюдал, что происходит вокруг, слушал разговоры.

Сменилась охрана, ушедшие с поста бойцы, смеясь и переговариваясь, отправились в ту сторону, где из зарослей поднималось здание районной администрации. Среди игроков в карты чуть не началась драка, двое вскочили, схватили друг друга за грудки, но пустить в ход кулаки не успели — рядом оказался парень в камуфляже.

— Эй-эй, осадить! — рявкнул он. — Цивилизация в опасности, а вы тут собачитесь! Кому охота разбитую морду — обращайтесь!

Поссорившиеся мужики, бросая друг на друга злобные взгляды, уселись на место, а Кирилл подумал: «Шустрые они, и с промытыми мозгами. Удрать будет непросто».

— Слушай, а матрас и одеяло мне когда дадут? — спросил он, повернувшись к Саше.

— А там их внутри полно, за загородкой, натаскали в первый день с запасом, так что не боись, — отозвался тот. — Да и те ребятишки, кого вчера расстреляли, своими не воспользуются больше, хе-хе.

— Расстреляли? За что?

— Ну, первый-то удрать попытался, но его поймали… а второй, Иван Захарьич, он к нам три дня назад прибился, старый уже был. — На лице Саши отразилась задумчивость, и он поскреб лысину. — Говорил много, такое, что не сразу и поймешь, но все бредятину. Про то, что небеса открылись, что он пророк времен последних, что за ним придет тот, кому он недостоин шнурки развязывать, и будет изменять мир не просто словом, а светом… Отвели его к майору, а тот решил, что болтливого безумца кормить смысла нет, его и грохнули, а голову, чтобы остальным неповадно было, на железку насадили… Видел, наверное?

— Нет… а, да… — Тут Кирилл понял, что за «мохнатая тыква» торчала на трубе перед районной администрацией.

Слова расстрелянного старика не шли из головы, они напомнили о тех временах, когда он работал над дипломной работой, посвященной учению гностиков — ушлых ребят, что в начале нашей эры пытались выстроить альтернативное христианство для немногих, но не выдержали конкуренции с обычным и сгинули.

Тогда он одолел не только те четыре евангелия, что включены в Библию, а еще и разные апокрифы: «Евангелие от Фомы», «Евангелие детства», «Апокалипсис Баруха», «Евангелие от Филиппа». В голове засели всякие архонты и эоны, Пронойя и Логос, Абраксас и распятый на кресте змей офитов.

В каком-то из тех сочинений и упоминалось «крещение светом», а про «завязывание обуви» вроде бы говорилось в Новом Завете…

— Пойдем, надо тебе показать, что и как, — заявил Саша, прерывая размышления Кирилла.

И они отправились в «казарму».

В одном из закутков, где раньше сидела операционистка, обнаружился склад матрасов, подушек и одеял, невероятно пыльных и грязных. Другой, где стояло несколько ржавых ведер, и немилосердно воняло, отвели под ночной туалет, и на столе у самого входа тут лежали спички и свечи, чтобы можно было пользоваться «заведением» во мраке.

— Если приспичит, сюда двигай, — сказал Саша. — Хотя если снаружи светло, то можешь и попроситься на улицу, парни обычно по-человечески относятся, им главное, чтобы ты не сбежал.

Выбранные матрас, одеяло и подушку вытащили на улицу и выколотили палкой. Едва успели это сделать, как старший охраны в очередной раз глянул на темнеющее небо и скомандовал:

— Давай внутрь, мужики, а то скоро стемнеет, загоняй вас потом.

Место Кириллу досталось у ближней к выходу стенки, рядом с окном и банкоматом, выглядевшим на диво хорошо. Улегся, думая, что будет плохо засыпать — из-за шума, духоты, непривычной обстановки, из-за того, что голова перегружена впечатлениями, но отрубился мгновенно.

Видел во сне Милу, в ее любимом красном платье, и слезы текли по ее лицу…

«Стой, родная!» — хотелось крикнуть ему, но он не мог, что-то давило на грудь, стягивало ее железными обручами, а жена удалялась, удалялась, пока не исчезла в сгустившейся дымке.

Затем мелькнуло личико дочери, желтые банты в волосах, и он проснулся.

В «казарме» царила полутьма, в окна протискивался слабый лунный свет, кто-то храпел, кто-то постанывал во тьме, у двери виднелся силуэт охранника, еще один, судя по звуку шагов и зевкам, прохаживался снаружи.

«Только сон, — подумал Кирилл. — Это был сон, и я их обоих не увижу… Нет, Машеньку увижу обязательно!»

Надо было последить, что делает охрана ночью, не позволяет ли себе расслабиться, но глаза закрывались сами… Он это обязательно сделает завтра, когда сможет одолеть проклятую сонливость…

Кирилл рухнул во тьму, на этот раз абсолютную, и увидел луну, огромную, полную, с серыми пятнами на серебристой «физиономии». Не успел изумиться, как ночное светило с ужасающим грохотом сорвалось со своего места, устремилось вниз, и разбилось на куски…

Непонятно почему, но это наполнило его диким ужасом.

Кирилл захотел проснуться, вынырнуть из этого кошмара, но обнаружил, что луна снова висит перед ним, но уже не монолитная, как ранее, а покрытая глубокими трещинами. Он открыл рот, собираясь закричать, но не смог — провалился в сон безо всяких видений.