Читать книгу - "Любовь (не) предлагать, или Сделка с подвохом - Татьяна Михаль"

Прелестно!

Сложила руки на груди и начала ждать веселья.

Почему-то моё сознание не могло оценивать всё происходящее по-настоящему. Я всё ещё надеялась, что сплю.

* * *

Пока все собираются, поднимается жуткий гам. Люди на трибунах спорят, орут друг на друга. Мне хочется заткнуть уши. Всё равно ни шиша не понимаю, голоса сливаются в настоящую какофонию.

«Черномор», он, надо полагать и есть прокурор (вот никогда не питала добрых чувств к прокурорам, судьям, полисменам и прочим сомнительным личностям из этой области), стучит по судейскому столу молотком, что размером больше, чем сам дядька. Но к порядку призвать народ у него не выходит, что его очень злит, а меня радует.

В конце концов, явились судьи. Страшная пара мужиков, призванная решить мою участь, прошествовали к своим местам с таким высокомерием на лицах, будто они имеют статус Богов. Впереди этих старых сухарей бежали два мальчика и осыпали их путь белыми лепестками цветов. Мд-а, не хватает только фанфар, и цирк абсурда будет завершён.

За судьями солдатской походкой следовали настоящие палачи — четверо здоровых мужиков в чёрных шароварах, с голыми торсами и чёрными мешками на голове, на которых были прорези для рта и глаз заставили своим видом и просто присутствием содрогнуться и застыть памятником.

У каждого палача в руках был непонятный мне предмет. Только у одного я опознала топор исполинский.

Это что же… Ведьму будут казнить сразу четверо разными способами?

Мне стало дурно.

Мало было мне голодных и простудных симптомов, так добавилась ещё тошнота и живот больно заныл.

Ноги устали держать моё несчастное тельце, и я опустилась прямо на пол. Села по-турецки и сделала глубокий вдох и медленный выдох. И так несколько раз.

Всё будет хорошо.

Это как в кино с героями — с ними всегда происходит что-то ужасное и когда кажется, что спасения нет и всё, конец близок, случается чудо, и они побеждают всех своих врагов, получают сто тысяч пятьсот плюшек и полцарства в придачу.

Интересно, может я всю жизнь была не везучей как раз для этого случая? Чтобы раз! И удача одним махом всех тут на лопатки уложила?

По крайней мере, мне очень хотелось верить, что я останусь жива и даже не расстанусь ни с одной своей конечностью.

— ТИШИНА-А-А! — проревел голос «Черномора» так громко, будто ему дали микрофон.

Видимо, опять магия.

Сидящие на трибунах зрители умолкли.

Судьи в алых мантиях и белых париках заняли свои места за длинным столом.

Каждое их движение и взгляд, которые должны были выглядеть грозно да величественно, но, увы, пробирали только хи-хи.

Но смеяться мне не хотелось.

Мне хотелось плакать. И оказаться снова маленькой под тёплым и надёжным боком у мамы, когда она меня ещё любила.

Мои руки дрожали, сердце билось уже не в груди и даже не в горле, от ужаса переехало сразу в пятки.

— Итак, — заговорил первый судья — длинноносый и тощий старикан с рожей настоящего злодея. — Сегодня рассматриваем дело ведьмы Эвелины Нуар! Уважаемый прокурор, зачитайте достопочтенным гражданам и господам присяжным все преступления ведьмы.

«Черномор» взошёл на специальный помост, видать сделанный специально под него и начал заливать премерзким голосом, какая я гадина, и перечислять все преступления. Большая часть, я уверена на миллион процентов, совершила не Эвелина. Просто она, точнее, уже я — удачный кандидат, на которого можно свалить грехи каких-нибудь высокопоставленных господ и закрыть, наконец, «висяки». Приём, которым пользуются и на Земле.

Когда прокурор закончил, тотчас все заговорили. Голоса набирали силу и безжалостно хлестали меня оскорблениями, будто я уже оказалась в руках палачей.

— ТИШИНА-А-А! — снова взревел прокурор, призывая народ к порядку.

Постепенно, голоса стихли.

Второй судья — мужчина старый, с брыльями, похожий на бульдога обвёл всех взглядом, на меня даже не взглянул и заговорил непререкаемым тоном:

— Свидетельские показания, улики от магических деяний дают нам полное право совершить справедливый суд над Эвелиной Нуар сегодня же!

Он говорил, и его брылья тряслись в такт словам.

Люди в зале единодушно гаркнули:

— ДА-А-А!

Вот правду говорят, любит народ кровь да зрелища. Ничего ему больше не надо.

— Но всё же мы обязаны соблюсти процедуру, так как повторюсь, суд справедливый и дадим высказаться подсудимой.

Его острый неприязненный взгляд впился в меня пиявкой.

* * *

Судья, чувствуя с самого утра несварение, от которого не помогали уже и магические зелья, был в самом прескверном настроении.

Закончив речь, он желал поскорее расправиться с заседанием по делу ведьмы и отправиться домой, отлёживаться.

Мужчина остановил взгляд на женщине с яркими зелёными глазами и невольно вздрогнул. Её глаза сверкали, как глаза кошки, и он не на шутку испугался, что даже за силовой защитой и в магических кандалах, ведьма сможет изменить его судьбу.

Судья, подавив страх и поморщившись от боли в животе, обратился к ведьме, громко и чётко выговаривая слова, чтобы услышали все и вопросов никто не задавал:

— Считаешь ли ты, Эвелина Нуар, себя виновной в перечисленных преступлениях?

* * *

Судья задал вопрос и скривился, будто сожрал дюжину тухлых яиц:

Я поднялась на ноги, расправила плечи и ответила спокойным, насколько это было возможно в данной ситуации, голосом:

— Моё имя — Эвелина. Я не ведьма и никогда ею не была. Я не совершала тех преступлений, о которых сказал прокурор. Эвелина Нуар совершила некий обряд и выдернула меня из другого мира. Я её двойник. Сама ведьма…

Мне не дали договорить.

— Ложь! — стукнул кулаком «Черномор». — Не слушайте её лживые речи! Ведьма дурит вам головы, пытается спастись любым способом и избежать заслуженного наказания!

Люди зашептались, и вскоре в зале вновь стоял оглушающий галдёж.

— Послушайте, славные дамы и господа! Разве может невиновный человек быть настолько спокойным? Любой, кого обвиняют ложно — плачет, воет и молит Богов, чтобы все узрели истину! Она же…

Он указал на меня некрасивым пальцем.

— Она молчит! Глядит на всех с превосходством! Она — зло, которое мы должны уничтожить и стереть из истории и своей памяти!

Я вздрогнула. Мой ищущий сочувствия взгляд переходил с одного лица на другое, но все глядели на меня осуждающе, а кто-то с ужасом.

Гнев, охвативший меня ранее, стал уступать место леденящему душу страху.