Читать книгу - "Последний дракон - Йон Колфер"

Да уж, ночка выдалась просто чудная.

Эверетт, блядь, Моро: гениальный стратег.

Как тот французский малый, который сходился с высокими дамами, чтобы выпендриться. Наполеон.

Ну только совсем другой, за исключением того, что обоих поимели на острове, если память Пшика не спала с другим. Или это Гека Финна поимели на острове.

Так или иначе, идиотом, которого сегодня вечером имели на обрамленном водой участке суши, был Пшик.

«Простите, мисс Ингрэм», – передал он мысленно учительнице обществоведения, единственной, кто пришелся ему по душе за всю десятилетнюю историю его обучения.

– Эй, сынок! – пророкотал Ридженс Хук. – Я скажу тебе вот что. Почему б тебе не выбросить эту твою мобилу? Все равно небось вымокла, вид жалкий. Черт, да я лично в твоем заявлении подмахну, что нужна новая. Потому что мы оба знаем, на этом отрезке реки сигнал ты не поймаешь.

«Ничего не жалкий, – подумал Пшик. – Целенький, у меня в кармане».

– Сделай-ка мне такое одолжение, – продолжил Хук, – а я заберу свой ящичек боеприпасов и на том порешим. Что скажешь? Такой скидки даже в «Таргете» не дают.

Хук, по всему, был в настроении потрепаться. То есть в типичном для себя, по опыту Пшика. Ваксмен однажды поделился мнением, что фирменный стиль болтовни Хука подобен тюремному торту: «Весь такой красивый и в глазури снаружи, но ты знаешь, что где-то внутри затаился нож».

Например, когда Элоди была поблизости, Хук неизменно обращался к Пшику как «месье Моро», ерошил ему волосы и все такое, говорил, мол, растет «отменный эфеб», но стоило матушке отвернуться, констебль наклонялся поближе и глухо ворчал непристойности из серии «Вот это кобылка, Пшик. Пусть пока побегает на воле, а потом, как умается, я ее поймаю на крючок». И ухмылялся блестящими от слюны губами: Ридженс Хук, принц среди мужей.

– Иначе, – говорил этот принц сейчас, – я определенно устрою острову ковровую бомбардировку еще полудюжиной таких же гранат из своего красавчика-гранатомета. И чтобы ты точно понял, что я тут не шутки шучу, вот тебе еще хлопушка, для мыслительного процесса.

«Бля, – подумал Пшик. – Бля и на хер».

Раздумывать над принятием верных решений не было времени. Да и при его наличии у Пшика не было тактического опыта. Стоит переждать или делать ноги? Что лучше? Оба варианта казались откровенно чреваты смертельной опасностью.

Пока Пшик метался между вариантами, Ридженс Хук откинулся назад и, нажав на крючок, запустил в ночь металлический цилиндр. Он взвился сквозь туманную дымку, оставляя позади шлейф серого дыма, и Пшик прикинул, что судя по траектории, жить ему осталось примерно секунд десять.

«Весь план – дурацкая затея».

– Прощай, мама, – прошептал Пшик, и была печаль, которую он унесет с собой в эту хлябкую могилу – что отныне между его матушкой и Хуком останется лишь москитная сетка.

– Прости меня, Иисус, – продолжил Пшик, чисто на всякий, – за всю херню, которую я натворил.

А потом он закрыл глаза и стал ждать конца.

Верн со всем удобством устроился в кресле от «Лей-Зи Бой» и смотрел «Болотных Рейнджеров» по Нетфликсу. Херня, конечно, но как он любил эту передачу. Мальчишки из Эверглейдс, разъезжавшие в гольф-картах, и, гоняя крошечных аллигаторов, ломали трагикомедию.

«Убил бы мальчиков на хер», – добродушно подумал Верн. Но, по правде говоря, он скорее всего не стал бы. Парни-то забавные, все из себя самоуверенные. Было бы весело понаблюдать, как это бахвальство с них стечет до самых ботинок.

Верн глотнул водки с содовой и рассмеялся.

«Только представь их рожи. Тупые козлиные бородки поотваливаются».

И он изобразил Джека Николсона для единственной на острове белки, сидящей с достаточно большими орехами у него на подоконнике.

– Погоди, меня еще заценят.

Потом Верн услышал взрыв.

– Ну, бля, – смиренно произнес он и поднял спинку кресла.

Если Верн что-то и усвоил за столетия, которыми прятался во всевозможных укромных уголках по всему земному шару, это вот что: есть вещи, предвещающие демаскировку.

Например, слоны.

Слоны – мудаки, и никто не убедит Верна в ином. Здоровые серые ублюдины чуют драконов носом, и нос этот зовется хобот. Был там некий самец, что работал на мамлюкского султана. Злобный ублюдок с мутным глазом и непонятной обидой на огненных ящеров. Гонял Верна по всей провинции Дели десять лет, пока одной приятной теплой ночью Верн не навестил его загон и не засунул этот хобот туда, где традиционно солнышко не светит. С тех пор старина Мутный держал навыки выслеживания драконов при себе.

Еще одним предвестником беды он считал ряды горящих факелов, поднимающихся по холму. Верн уже сбился со счета, сколько раз он дремал в том или ином гнезде и просыпался от гула оравы, вооруженной факелами. Люди в те времена были тупыми мудилами – ходить на дракона с факелами, но упорными, и как правило проще было перебраться, чем до конца дней отмахиваться от пылающих стрел.

Но знаком номер один в этом списке был взрыв. Чертовы умники – китайцы с этим их порохом. Эта дрянь забивалась между чешуй и чесалась как дерьмо последнее. И даже если люди не искали конкретно Верна, громкие взрывы зачастую проливали свет на все скрытое от глаз.

– В один такой прекрасный день, – обратился Верн к белке, подразумевая, что в этот самый день люди прошьют его каким-нибудь бронебойным снарядом, который пройдет сквозь чешую, как сквозь масло.

– И тогда всему живому в радиусе мили – финита ля комедия.

Разумеется, оценка была очень примерной. Если пронзить нутро Верна, радиус поражения выйдет куда больше мили. Когда в старину Синего Бена по чистой долбаной случайности угодили ранней моделью торпеды, он прихватил с собой на дно океана приличный шмат Корнуолла.

– Лучше все же проверю, – сообщил Верн белке. – Покончу с этой херней, что бы там ни было, пока не началось.

Верн выбрался из кресла, осторожно стянул футболку с «Флэшдэнсом» и аккуратно сложил ее по методу трех точных сгибов, который узнал от жизнерадостной дамы из Нетфликса. Это была любимая футболка, и он не хотел порвать ее в клочья, летая над болотами.

Пшик зажмурился, пустил горькую слезу и принялся ждать конца.

Только тот почему-то не наступил.

Каким-то вывертом физики Хукова граната, вновь показавшись из тумана, полетела обратно – другими словами, вернулась по той же траектории, приземлилась ровно между ног Хука и со стуком упала под планширь.

Большинство людей в недоумении выругались бы, многие принялись бы рыдать или вообще хлопнулись в обморок, но Ридженс Хук был сделан из другого теста. Он мрачно проворчал: «Блядь!», а потом живо спрыгнул с носа лодки в реку. Констебль едва успел скрыться под водой, прежде чем его граната, рванув, вынесла из левого борта зазубренный кусок, который кинематографично, не хуже фрисби, влетел в рощу и вонзился в раздутый ствол дерева со звонким «вж-ж-ж», как будто пила в руках деревенщины.