Читать книгу - "Магистр ее сердца - Оливия Штерн"

— Алайна, — ответила механически Алька, переваривая вываленную девочкой информацию.

Значит, с ней иногда играет ниата Дампи, та самая, что поспешила на совет. И ее отец бывает на совете.

— У меня тоже нет мамы, — эти слова как-то сами собой соскочили с языка, — я тебя понимаю. Но у меня есть младший брат, он сейчас в школе для мальчиков.

Леона едва заметно улыбнулась. Она вообще, судя по всему, делала это не часто и была спокойным и серьезным ребенком.

— Вам понравились мои рисунки? — спросила она, снова беря альбом в руки.

— Очень, — правдиво ответила Алька.

И в этом не было вранья, ей действительно понравились воздушные акварели, исполненные истинно девчоночьей тягой к нежности.

— А какой больше всех? — требовательно спросила Леона, склонив голову к плечу.

Она совсем не торопилась уходить. Похоже, она отчаянно скучала весь этот день, а тут вдруг встретила человека, с которым можно просто поболтать.

Не дожидаясь, пока Алька ответит, она принялась листать альбом.

— Моя любимая акварель, это с чайными розами, — Алькино сердце пропустило удар, — почему-то я думаю, что моя мама любила чайные розы. Отец постоянно требует, чтоб приносили их в мою комнату. Постоянно, каждое утро на столе ваза с чайными розами. Иногда мне начинает казаться, что я их ненавижу. А когда я ему об этом сказала, он очень рассердился, сказал, это в память о матушке… Ой.

Алька похолодела.

Девчушка растерянно смотрела на совершенно белое пятно в том месте, где была бабочка. Потом перевела взгляд на Альку и спросила:

— Как же так? Тут же бабочка была…

Лицо девочки подозрительно сморщилось, губы задрожали, и Алька вдруг поняла, что если этот несчастный ребенок разрыдается, то она сама заплачет рядом с ней. Она вдруг словно увидела перед собой, как на ладони, жизнь этой девочки: вечно чем-то занятый отец, быть может, строгая нянька, молчаливая прислуга… и все. Никого больше. Еще и рисунок оказался испорчен.

И, понимая, что, возможно, совершает сейчас самую большую глупость в своей жизни, Алька приобняла Леону за плечи и указала под потолок, на стену.

— Вон она, Леона. Я не знаю, как это получилось… И не думаю, что об этом кому-то надо говорить.

— А, вон она где, — совершенно спокойно сказала девочка, как будто и не удивилась.

Алька вспомнила, что когда тебе десять лет, в чудо поверить очень легко. И принять его тоже просто.

— Жалко, что ее оттуда не достать, — тем временем рассуждала Леона, — я бы ее унесла к себе в спальню и играла бы с ней.

— Я могу попробовать ее достать. Не обещаю, правда, что получится…

Алька закрыла глаза, потянула руку к бабочке, одновременно пытаясь снова увидеть внутри себя те самые точки, мерцающие зеленоватым на черном бархатном фоне. Ей казалось, что связь с одной из этих точек чуть более сильная, да и сама точка светит чуть ярче.

— Она летит сюда, — радостно пискнула малышка, — как это у вас получилось?

— Сама не знаю, — пробормотала Алька, — пожалуйста, не говорите никому… Пусть это будет ваш маленький секрет, а?

Порхая, бабочка подлетела совсем близко и опустилась на ладонь. Алька открыла глаза. Ей и самой хотелось рассмотреть поближе красавицу. Невероятно, но бабочка, похоже, была самой настоящей, живой. Усики подрагивали, бархатистые синие крылья с зеленоватым отливом трепетали. Бабочка перебирала тонкими лапками, и Алька чувствовала легкую щекотку на коже.

— Вот бы мне ее взять, — восторженно пробормотала Леона, — за крылышки не хочу, испорчу… Как же тогда?

И тут Алька окончательно решилась.

Ей казалось, что у нее есть какая-то незримая связь с этим чудом. И она, даже не вполне осознавая как, послала мысленный образ. Бабочка на плече у Леоны. Бабочка на ладони у Леоны.

"Иди к ней, иди. Она теперь твоя хозяйка".

Это было чистой воды безумием. Да и как можно приказывать бабочке, которая и думать-то не умеет?

Но — получилось. Получилось.

Синекрылая красавица плавно взлетела с Алькиной ладони и аккуратно села уже на пальцы Леоны.

Алька попыталась снова увидеть глубоко внутри себя ту самую, яркую точку — и не увидела. И связь как будто пропала. Может быть, теперь эта связь образовалась у Леоны с бабочкой?

Покачав головой, Алька прошептала:

— Ну вот. Наверное, теперь она ваша. Обращайтесь с ней бережно и… Я не знаю, сколько она проживет. Вы ведь понимаете, что бабочки не должны улетать с рисунков?

Леона серьезно кивнула.

— Я знаю, что бабочек можно кормить сладкой водой, — сказала она очень серьезно, — не беспокойтесь. Я никому ничего не скажу. Как думаете, она не улетит от меня?

— Не знаю, — честно призналась Алька, — правда, не знаю.

— Ну и ладно, — покладисто согласилась девочка, — тогда я… мы пойдем. Отнесу ее к себе. Может быть, даже домик сделаю. Спасибо вам, ниата. Таких подарков мне еще никто не дарил.

Она медленно поднялась с дивана и, держа бабочку на вытянутой руке, отправилась к себе. Алька так и осталась на диване, а рядом лежал ненужный никому альбом с акварелями.

"Ну надо же, — подумала она, — все это просто невероятно. И все это — со мной… Интересно, что Мариус скажет?"

Алька не знала, как ее жених отреагирует на новость про ожившую бабочку, но почему-то казалось, что он просто прижмет ее голову к груди, скажет — ничего не бойся, маленькая. Мы все одолеем…

Снова хлопнула дверь. По гостиной рысцой пробежал человек в зеленом мундире. Потом он нырнул в следующую дверь и некоторое время отсутствовал. Точно так же прорысил в обратном направлении. Алька вдруг стало нехорошо — душно, снова поднялась тревога. Ведь все это не просто так, верно?

А потом в гостиную вышел Мариус. Алька поднялась, быстро подошла к нему, взяла за руку, заглядывая в глаза. И поняла, что Мариус страшно зол и раздражен.

— Что? — одними губами спросила она.

— Ничего. Идем, Алайна. Его величество пожаловал нам дом в Эрифрее.

И как-то зло, неприятно это сказал, как будто Алька в чем-то провинилась.

— Мариус, — прошептала она, — что произошло?

— Я же сказал, ничего, — процедил он сквозь зубы, — пожалуйста, пойдем. Незачем здесь задерживаться. И без того дел по горло.

Внутри все как будто скрутилось в ледяной узел. Да что ж такое? Почему он ничего не хочет говорить? Что такого произошло на этом треклятом совете?

Она прикусила губу и молча, покорно последовала за магистром Надзора. А на душе было больно и горько. Она ведь ничего дурного не сделала, почему он заставляет чувствовать себя виноватой? Почему?