Читать книгу - "Охотники. Книга 1. Погоня за жужелицей - Лариса Бортникова"

«Восточный экспресс «Париж — Константинополь», середина октября 1919 года

Вагон-ресторан «Восточного экспресса» встречал посетителей ароматом запеченных устриц и едва различимым позвякиванием хрусталя в буфетах. «Трам-пам-пам-пам… жизнь продолжается — красивая, легкая жизнь», — шуршал пластинкой начищенный до ослепительного блеска граммофон. Стюарды, способные поспорить ловкостью пируэтов с дягилевскими балеринками, проворно лавировали между столиков. Когда состав, притормаживая перед спуском, вдруг вздрагивал, стюарды все одновременно замирали, пережидали секунду-другую и, словно по приказу невидимого танцмейстера, продолжали движение в беспечном ритме диксиленда.

«Трам-пам-пам-пам… жизнь продолжается. Красивая, легкая жизнь…»

Всего лишь четыре месяца назад подписан был Версальский договор, а в ноябре экспресс пустили по обычному маршруту. Словно не случилось вызванного войной пятилетнего перерыва в сообщении. Словно все шло как прежде — размеренно, предсказуемо и спокойно. Словно от голода, нищеты и революций не умирала старая Европа, время от времени утешаясь недолгими перемириями. Так смертельно больной благодарно встречает улыбки родных, хотя те уже заранее переговорили со священником, заказали гроб и поделили наследство.

Это был первый послевоенный состав, совсем небольшой — состоящий из трех пассажирских пульманов плюс ресторан. Гостиную с камином, библиотекой и ломберными столиками на этот раз решили не цеплять в целях экономии и с учетом того, что храбрецов, готовых отправиться в небезопасное путешествие, оказалось немного. Дорога от Парижа до Константинополя поздней осенью 1919 года мало подходила для развлекательных вояжей. Албанские и македонские повстанцы, румынские разбойники, турецкие бандиты и кемалисты в любой момент могли атаковать поезд, и до прибытия властей пассажирам пришлось бы заботиться о себе самим. Еще до того, как состав тронулся с Восточного вокзала, пассажиров предупредили о возможных неприятностях, рекомендовали мужчинам не расставаться с оружием, а дамам не переодеваться на ночь. Впрочем, дам в поезде было не так уж много — две эксцентричные американки преклонных годов, супруга католического миссионера, намеревающаяся из Константинополя немедленно плыть в Тунис к мужу, и ее подруга — немолодая английская леди с необыкновенно живым, проницательным взглядом серых глаз, путешествующая ради удовлетворения любопытства. Была в поезде еще одна дама — сопровождающая арабского шейха. Несмотря на то что сама она представилась его «стенографисткой и переводчицей», внешний вид и манеры дамы не оставляли сомнения в истинном роде ее занятий. Слишком фривольные и дорогие наряды от Мадлен Вионне, избыток украшений, громкий смех и легкость, с которой она принимала сомнительные мужские комплименты, позволяли однозначно отнести пассажирку к девицам определенного сорта.

Красавчик Баркер заметил ее, едва они с Малышом устроились за самым неудобным, но зато и самым незаметным столиком в углу. Заметил и ухмыльнулся. Он сразу оценил стоимость мехов, жемчугов и самой дамы. В заведении толстухи Бет таким красоткам полагалась отдельная комната с альковом и гардеробной, а на тумбу возле кровати для клиентов выставляли бутылку приличного пойла. Да, это была дорогая девочка. Из тех, что не засиживаются даже в лучших борделях, но быстро переходят в содержанки и, если повезет, подолгу собирают урожай с похотливых богатых стариканов. Этой кошечке здорово повезло: сидящий напротив нее араб выглядел минимум падишахом, а перстни на его смуглых нервных пальцах запросто можно было бы обменять на государственную казну какой-нибудь Болгарии или Албании… В географии Баркер соображал слабо.

Зато в драгоценностях слыл докой. Мог на глазок не просто отличить настоящий камень от поддельного, но и вычислить: сколько в нем каратов, где его добыли, как гранили, сколько раз распиливали, а также почем нынче этот камушек можно загнать чикагскому скупщику краденой ювелирки Соломону Шмуцу. С золотом и сплавами возиться тоже умел, но не любил: мороки много — толку на грош, — хотя и держал в подвале дома тигель с горелкой на всякий случай.

О том, что Красавчик Генри Баркер — лучший в северных штатах (а может, и не только в северных) эксперт по цацкам и что почти все крупные налеты на ювелирные лавки и магазины — работа Красавчика и его головорезов, знали в городе многие. Не только старая крыса Шмуц. Но никто кроме него не рискнул бы слить «нору» Баркера неизвестному заказчику, предварительно не заручившись согласием самого Генри. Красавчик до сих пор не решил — сказать ли Соломону спасибо за то, что тот не стал терять время зря и выдал гостям адресок толстухи Бет, или прищучить старого жида по возвращении с дела. С чертовски, надо сказать, гнилого дела.

Что заказчики не из простых коллекционеров блестяшек, Баркер догадался сразу, едва толком разглядел старикана, бесцеремонно завалившегося в альков, где Баркер шумно грустил после сорвавшейся сделки. Седой, поджарый, с лицом, изрытым глубокими морщинами, с пронзительным, как у матерого гризли, взглядом старик равнодушно отодвинул ладонью наставленный на себя ствол. Будто знал наверняка, что Баркер не спустит курок. Дождавшись, пока Кудряшка и Родинка (Баркер с детства трудно запоминал имена, поэтому предпочитал давать всем знакомым прозвища, чем немудренее, тем лучше) накинут на себя сорочки и выскочат, повизгивая больше по привычке, чем от страха, старик плотно прикрыл дверь и без всяких «добрый день, мистер Красавчик; как ваши дела, мистер Красавчик» ошарашил Баркера офертой. Настолько на первый взгляд нелепой, что Баркер даже уронил обмотанное вокруг бедер полотенце, на что Печатка (на среднем пальце у незнакомца блестела черной эмалью печатка, иначе носить бы ему кличку Медведь) даже не шелохнул бровью.

— …к тому же, по словам мэтра Шмуца, вы лучше многих разбираетесь в украшениях и, единожды увидев нужный сплав, вряд ли сочтете реплику за оригинал, — механически, будто внутри него вертелись, задевая друг о друга зубьями шестеренки, продолжал гость. Едва различимый, тягучий, как лакрица, акцент выдавал в нем уроженца южных штатов.

Баркер слушал, прищурившись. Поигрывал револьвером, а сам бойко шевелил мозгами, соображая, чем же этот конфедерат так показался Соломону. Чем, черт вашу прабабушку подери?

Странно. Очень странно. Некий белый джентльмен, подосланный, между прочим, самим Соломоном Шмуцем, который ничего не делает просто так, предлагал ему, Генри Джи Баркеру, работу обыкновенной ищейки. Всего-то хлопот — по списку адресов разыскать кое-каких людишек и кое-что у них отобрать. Цацку отобрать. Десять штук разных цацек. Если же сам кое-кто благоразумно исчез или на месте, но цацку скинул, то требовалось этого кое-кого потрясти — и дальше за цацкой вслед топ-топ. Топай, пока не найдешь. Нудная копеечная работенка! С такой от нечего делать справится любой жиганок из уличных… Даже фраер, если того хорошенько прижучить, справится. Ни мозгов, ни умения особого для ищейки не нужно — только бабки на подкуп и ствол для острастки. С этой туфтой — и к Генри Баркеру? Да Печатка или идиот, не соображающий, к кому сунулся, или фараон. Вот тогда это подстава, за которую Шмуцу придется рассчитаться по полной.

— Возможно, придется отозвать вас раньше, чем вы сумеете найти все нужные изделия. Возможно, что по иным причинам вы не выполните полностью наш заказ… Возможно… Поэтому мы решили установить минимальную премию… Ну, если вдруг вы вернетесь всего лишь с одним трофеем. Или, наоборот, привезете больше. За каждое следующее найденное и доставленное нам изделие вознаграждение увеличивается в полтора раза. И чтобы у вас имелось представление — размер минимальной премии… — Печатка озвучил сумму, и Генри впервые в жизни понял буквальный смысл фразы про вылезшие на лоб от удивления глаза. А ведь сперва хотел напомнить старикашке, что не случалось еще такого, чтобы Генри Баркер сорвал дело. Сказано десять — будет десять. Сказано сто — будет сто. Точка.