Читать книгу - "Желание - Трейси Вульфф"

– Сначала именинница, – говорит Флинт, сунув мне в руку топор. – Ты умеешь их метать?

– Ты шутишь? Я понятия не имею, как вообще надо держать эту штуку.

Он смеется.

– Я тоже. Думаю, нам придется учиться этому вместе.

– А я-то думала, что хочу поиграть в «прицепи ослику хвост»^[6], – прикалываюсь я, когда к нам подходит Хадсон и начинает объяснять, как надо метать топоры.

– Как насчет того, чтобы вместо этого поиграть в «метни топор в дракона»? – мягко спрашивает он.

– Э, нет, – скулит Флинт. – Зачем такие крайности? Да, знаю, Иден та еще штучка, но она ведь человек.

– Да, потому что обо мне он и говорит, Огневик, – отвечает Иден, толкнув его плечом. – Что ж, давайте сыграем в эту игру. Думаю, он будет классно смотреться с мишенью, намалеванной над его ртом.

Флинт изображает обиду.

– Знаешь что, Грейс? Я готов поиграть в «прицепи топор к заднице дракона». Повернись, Иден.

Она показывает ему средний палец и крутит бедрами для полноты картины.

Я смеюсь и, как мне кажется, не перестану смеяться весь вечер. Я просто не могу остановиться. Мои друзья такие забавные, и мне так хорошо.

Хадсон, похоже, собрал целый плейлист из песен, в которых говорится о дне рождения, и я полвечера провожу, танцуя под них все, начиная с песни Джеремайи Birthday Sex до Best Day of My Life группы American Authors. Остальную часть времени мы проводим, метая топоры и играя в «Карточки против человечества», после чего начинаем играть в «Твистер» и в результате образуем огромную кучу-малу на полу… и Хадсон оказывается сверху, что никого не удивляет.

Я также учу остальных играть в Heads Up, игру, в которую никто из них прежде не играл. Джексон говорит: «Когда-то мы называли это игрой в шарады» и выигрывает, после чего Флинт решает, что пора спеть Happy Birthday.

Я давно уже – а может, вообще никогда – не проводила вечер так хорошо, и когда мои друзья наконец окружают торт, чтобы разрезать его, я не могу не думать о том, что мне не хочется, чтобы день заканчивался. Не только этот вечер – хотя я была бы не прочь, чтобы он продолжался вечно, несмотря на мои прежние унылые мысли, – а все это вообще. Мы должны закончить школу через пару недель, и да, нам надо отправиться в тюрьму (и выбраться из нее), а также, вероятно, поучаствовать в войне, но после того, как мы покинем Кэтмир, все станет по-другому.

Мы рассеемся по миру, и наша компания, которую я так люблю, перестанет существовать. Может быть, именно поэтому никто из нас ни разу не заикнулся о том, что он или она собирается делать после окончания школы. Думаю, мы все знаем, что наша нынешняя жизнь – это жизнь взаймы. Скоро мы заживем совсем иначе, хотим мы того или нет.

Это ужасная мысль, и я заставляю себя выкинуть ее из головы – хотя бы на этот вечер. А затем загадываю самое важное желание в своей жизни, после чего задуваю свечи.

Мы едим торт – во всяком случае, это делают четверо из нас, – и я разворачиваю подарки. Сверкающие серьги от Мэйси, нунчаки от Иден вместе с обещанием научить меня пользоваться ими, гигантский букет цветов от Мекая и U-образную подушку с изображением Гарри Стайлза от Флинта и Луки.

Хадсон подарил мне сборник стихов Пабло Неруды, что невероятно мило с его стороны. Я начинаю вставать, чтобы поблагодарить его, но он качает головой.

– Это всего-навсего социально приемлемый публичный подарок. – Он подмигивает мне. – У меня для тебя есть еще один подарок, который я преподнесу, когда мы останемся одни.

Все начинают подкалывать его, выкрикивая догадки, включающие в себя все что угодно, от нижнего белья Victoria’s Secret (Мекай) до наручников (Флинт) и кляпа для него самого (Иден).

Я невольно краснею и чувствую, как быстро начинает биться сердце, когда я пытаюсь представить, что Хадсон подарит мне… наедине. Само собой, мы с ним оба знаем, что стоит нам оказаться рядом, как нас обдает жар, но никто из наших не знает, что мы с ним пока только держались за руки и даже не целовались. Так что ни один из предлагаемых ими подарков не катит – и слава богу. Но тогда что же остается?

Мои брови ползут вверх, когда я взглядом спрашиваю его, что это может быть, но он только фыркает и говорит, что мне придется подождать.

Я уже собираюсь начать просить его хотя бы намекнуть, когда ко мне подходит Джексон, держа в руках небольшой четырехугольный подарок, завернутый в тонкую розовую шелковую бумагу.

Я разворачиваю подарок и потрясенно втягиваю в себя воздух. Наши взгляды встречаются, и на мгновение – всего лишь на мгновение – я вижу в его ледяных черных глазах проблеск тепла. Но затем он моргает, и оно исчезает, уступив место пустоте, той самой, которую я наблюдаю у него все последние дни. Той пустоте, которая эхом отдается и во мне самой.

– Я не могу… – Я смотрю на рисунок Климта, который видела в его комнате в тот первый день. – Я не могу его взять, – говорю я, суя рисунок ему в руки и чувствуя, как у меня сосет под ложечкой.

– Почему? – Он пожимает плечами. – Ведь мне он теперь все равно ни к чему.

Его слова пронзают меня, как ножи. Как будто он пытается выжечь из своей жизни все напоминающее о нас, о том, что между нами было. Да, тяжело думать о том, что мы потеряли, но я бы не променяла ни одно из своих воспоминаний на все деньги в мире – даже зная, что всему этому придет конец. Обычно он ведет себя так, будто отпустил прошлое, примирился с тем, что произошло, и с тем, что я тоже отпустила прошлое и стала жить дальше, но в такие моменты, как этот, я начинаю сомневаться, действительно ли это так.

– Что это? – спрашивает Мэйси, подавшись вперед, чтобы разглядеть подарок. – Ого! Джексон, какая красота!

– И ты просто обязана его принять, – говорит Мекай. – Эта штука больше не вписывается в обстановку комнаты Джексона – ты видела, какой она стала? Настоящая темница.

Я видела, и мне так от этого тошно.

– Я просто не…

– Возьми его, – говорит Джексон. – Это подарок. И он всегда предназначался тебе.

Я не знаю, что мне на это сказать – не знаю, что тут вообще можно сказать. К тому же ситуация становится все более неловкой, наши друзья смотрят то на меня, то на Джексона с таким видом, что ясно – они понимают, что это не просто дорогое произведение искусства. А Хадсон отошел в сторону и смотрит на все что угодно, только не на Джексона и не на меня.

– Хорошо, – шепчу я, потому что выбора у меня нет. – Спасибо.

Он кивает, но, как и Хадсон, не смотрит на меня, когда отвечает: