Читать книгу - "Поход клюнутого - Сергей Чичин"

— Это когда я решил зайти через подвал, — пояснил он, но оценил затуманенный дварфов взор и махнул рукой. — А, Стремгод с тобой, борода, получай удовольствие. Я тебе припомню.

Солнце, вылезшее над оставшимся позади городом, как раз дотянуло лучи до неспешно трусящего отряда, и Торгрим со второй же попытки завел в трубке блуждающий огонек. Идеально подсушенное тобакко охотно разгорелось, густые дымные облака окутали дварфа, и на какое-то время все стало хорошо. Торгрим забыл даже, что сидит в седле, а с седла и упасть недолго; расслабился полностью, прикрыл глаза, чтобы дым не щипал, одной рукой держал трубку, другой праздно придерживал узду, и даже начал намурлыкивать некий образчик дварфийского песенного творчества — не очень музыкальный, но зато идеологически до точки выверенный.

Длилось это долго ли, коротко ли, но через некоторое время прозвучавший над ухом смачный хряск прервал идиллию. Торгрим разлепил веки, подул перед собой, без радости разгоняя дым, и огляделся.

На дороге впереди маячил круп лошади, над которым восседала латная статуя; вся эта конструкция от дварфа и его спутника неспешно удалялась. Бинго в седле по соседству озадаченно вертел в руке здоровенную латную перчатку.

— Чего это он, а? Подъехал, посмотрел, кинул варежку и наутек.

— Это он тебя на поединок вызвал. — Пребывая в никотиновой эйфории, Торгрим даже разозлиться с ходу не сумел. — Такие у них ритуалы.

— Варежкой?

— Ну да. Раз ты ее принял — значит, биться готов.

— Еще б штаны метнул. А куда он тогда намылился, если биться собирался? Думал, что я забоюсь, а увидев, что варежка поймана, сам труханул?

— У них, по-моему, положено так. — Торгрим без большой уверенности пожал плечами. — Надо разъехаться, чтоб потом съехаться с понтами, сшибиться железными пузами, дабы пошел гул и лязг… Ах да, они же еще копьями норовят перетыкиваться, а копья длинные, вблизи не провернешь.

— Что-то копья у него я не вижу.

— И я не вижу. — Дварф вздохнул. — А также не вижу и оруженосца, на вменяемость коего можно было бы понадеяться. Ладно, жди, попробую поговорить.

— Смотри не унижайся, — наставил Бинго. — Не забывай, что я этот самый… доблестный лыцарь Бингенштауфен, мне западло перед каждым расшаркиваться, да еще и его варежки собирать. И драться я с ним не буду!

— Ну, это уже как получится. Ты ж договора соблюдаешь? Вот перчатка и есть вроде договора меж двумя рыцарями.

— Я свято чту договоры! — Бинго подбоченился. — Но одно дело его чтить добровольно, и совсем другое, когда на горизонте битье маячит. Под давлением все ухудшается, в том числе мое отношение.

— Да ладно, не трезвонь в набат раньше времени — он тебя в полтора раза мельче.

— Но железом-то как увешан! Я все руки отобью по самые плечи, его обстукивая. На, отдай ему железную граблю, да объясни доходчиво, куда ему идтить с такими претензиями.

Дварф принял перчатку и, пришпорив пони, поехал вдогонку за встречным рыцарем. Тот остановил коня неподалеку, развернул его и теперь глядел выжидающе, поворотив глухой шлем и стискивая голой правой рукой рукоять седельного бранка.

— Честь имею, — неуклюже вступил в разговор Торгрим. — Вот, вы обронили перчаточку. Рыцарь Бингенштауфен интересуется, какого ваще нах… в смысле чем вызвал ваше неудовольствие.

— Своим девизом, — ответствовал рыцарь неожиданно женским голосом. — Я понимаю, что доспех скрывает многое, но я не считаю себя тем, чем являюсь согласно этой возмутительной клевете.

— Вы совершенно определенно этим и не являетесь… мадам, — прибалдело заверил Торгрим. — Сей девиз был заведен моим патроном на случай совершенно конкретный… мнэ, ну да, так и есть — показать своему заклятому врагу, который и есть ровно то, что там написано.

— Но щит был показан мне, и подобные оскорбления я как рыцарь намерена смывать кровью!

— Я как-то сомневаюсь, чтоб вам персонально что-то показывали. Вы б глаза не продавали почем зря, вот и не возникало бы ненужных неприятностей.

— Ты собираешься меня учить, смерд?

— Да я кого угодно горазд поучить. — Торгрим многозначительно повел трубкой. — Мадам, явите разум. Мой рыцарь — он сам это самое, что на щите написано, и обратите внимание, что у него каждая ручища толщиной с вашу талию, он долбанет почем зря — а я потом буду мучиться, что допустил такое обхождение с благородной дамой, к тому же самых правильных устоев. Хотите, срубите мне ветку вон с того дерева, и я взамен вас ею показательно выдеру сэра Бинген-как-бишь-его, как сидорову козу!

— Во имя Синдел, на это бы я посмотрела!

— Так за чем дело стало? Вы не стесняйтесь, рубите прут такой, чтоб он даже сквозь панцирь прочувствовал.

— Дело за тем, что я получила рыцарский пояс и шпоры не для того, чтобы за меня вступался каждый оборванец, пахнущий навозом. Я и сама могу постоять за свою честь и объяснить зарвавшемуся мужлану, как надлежит вести себя со встречными рыцарями!

— Э, боюсь, для этого всей вашей женской капеллы не хватит. Мужики поздоровее на этом поприще лапти склеивали.

— Да будет так, если тому суждено случиться. Но отступать не в рыцарских традициях.

— Поимейте милосердие, на это я никак не могу пойти. И сам он, уверен я, биться не жаждет… у нас дела личные, нам размениваться на дорожные стычки непозволительно.

— Зачем же он принял мою перчатку?

— Дурной он, как табун сусликов, и рефлекс имеет развитый, что зовется хватательным. Ему что ни кинь — все хватает!

— Значит, самою судьбой предначертано, чтобы мы с ним вступили в поединок. Обещаю тебе, оруженосец, что, если удача будет на моей стороне, я не причиню твоему хозяину смерти. Но кровь пущу, чтобы впредь был осмотрительнее!

— Вот это бы и неплохо, — возмечтал Торгрим. — Да только на удачу в таком деле уповать не следует. Сколь с ним мотаюсь — ему все нипочем, из такого выходит без единой царапины, где полный хирд бы раздербанили. Но сами подумайте, биться с женщиной — это таким надо быть… Его, конечно, клюнул некогда гоблинский дурной попугай, но едва ли с такою силою, чтоб всякие понятия вымести.

— Что, вы с твоим рыцарем презираете женщин, как у шовинистических мужских свиней заведено?

— Я б так не сказал. Он к женщинам определенно питает всякие нежные чуйства.

— Потребитель-эксплуататор!

— Ну вот, у вас же явно на сердце тяжко, раз на эльфийский диалект переходите. Мадам, ну к чему вам лишний удар по голове?

— Я полагаю разговор оконченным, оруженосец. Ни у меня, ни у него нет при себе копья, так что предлагаю сойтись на мечах и уповать на милость богов-покровителей.

— Да какое богам дело до дуриков, что к картинкам на щитах цепляются? Вот что, давайте повстречаемся в иной раз, когда все будем и при копьях, и при свите положенной, и можете на турнире переведаться, там-то все и проясните. — Торгрим заговорщицки понизил голос: — Смею полагать, что с рыцарской пикой он не в больших ладах, так что тут-то вы ему и покажете, что к чему.