Читать книгу - "Одиссей, сын Лаэрта. Человек Номоса - Генри Лайон Олди"

— …Вам, герои микенские,

Саламина воители,

шлемоносные аргосцы,

вам, спартанцы-копейщики

и мужи мирмидонские -

Песнь войны!

Видеть ахейцев душа горит

рати суровые!

Просыпаться не хотелось. Совсем. Там, во сне, Сова еще никуда не ушла, и нога перестала болеть, позволяя купаться в яблочном аромате…

Во сне никто не орал над ухом гнусавым голосом:

— …львы могучего Пилоса,

беотийские ястребы,

быкоглавые критяне -

под стенами троянскими,

честь и слава рассыпаны.

Собирай!

Любо взору считать, не счесть

тьмы кораблей!

Нет, все-таки придется. Хотя бы для того, чтобы заткнуть пасть крикуну! Подрядился зарю кукарекать? — так из петухов иногда супы варят!

— …итакийские кормчие,

конеборцы-фокеяне,

локры-копьеметатели:

ваша гордость похищена,

ваша клятва взывает к вам -

смело в бой!

Где ни встретишь троянца ты -

там убей!

Ну вот, и до Итаки добрался. Пора прекращать безобразие! Одиссей с сожалением открыл глаза, попытался сесть на ложе. В итоге сперва ослеп от яркого света; потом — от боли! Наяву нога заживала куда медленнее, чем во сне.

Во сне?!

Рыжий усмиритель аэдов со стоном повалился обратно на ложе. В ответ скрипнула, приотворяясь, дверь.

— Матушка? — осведомились басовитым шепотом. -Как он?

В углу встрепенулась бабушка Амфитея, добровольная сиделка:

— Спит, спит внучок! Жар вроде спал, хвала Асклепию…

— Стонет…

— Полно вам шептаться! Заходите, дядюшки! На сей раз Три Толстяка протискивались в дверь в обратном порядке: первым объявился Самый Толстый, следом — средний брат, потом — младший. А за младшим прошмыгнули рябой Эвмей и… Аргус! Пес изрядно прихрамывал, чтоб не сказать: плелся еле-еле — но тем не менее бодро вилял огрызком хвоста.

— То-то я слышу: шебуршат! Никак, думаю, племяш очнулся! — загудел Самый Толстый, мостясь на низенькую скамеечку подле ложа. Остальным пришлось толпиться у старшего за спиной, будто ратникам — за крепостной стеной. Лишь Аргус пробрался к хозяину и лизнул Одиссееву ладонь. После чего удовлетворенно рухнул рядом на пол — охранять.

— Да вот, — виновато заморгал сын Лаэрта. — Сесть хотел…

— Сесть ему! встать! Из тебя кровищи натекло: море!

После такой раны люди по неделе без чувств валяются — а ему сесть… Голова-то как? И плечо? Одиссей прислушался к себе.

— Голова в порядке. А плечо болит. Толстый удивленно цокнул языком. Очень Толстый хмыкнул:

— У вас на Итаке все двужильные? Псина твоя — тоже думали, сдохнет. А он, гляди, приперся!

— Я ж говорил: от Тифона щенок, — улыбнулся Одиссей, опуская здоровую руку на безухую Аргусову башку. Пес блаженно зажмурился.

— Ладно уж, «от Тифона»… Давай-ка лучше рану посмотрим.

И, едва размотав повязку:

— Ну, парень! ну даешь! Через пару дней плясать станешь, если дальше так дело пойдет…

Самый Толстый скомкал улыбку. Отвердел лицом. В горле его пискнуло, бас надломился, стал острым, визгливым:

— Этих… загонщиков — взяли их. Остатки. Одного твой зверь кончил; второй, с драной мордой, умом тронулся. Лепечет не пойми что. Мы его даже резать раздумали: слепой, калека… свое получил. А остальные…

Он скривился, будто оскомина скрутила рот в узлы.

— Тряхнули мы их маленько. С душой, с толком. Я так понимаю, любят тебя боги, племяш… Ладно, не нашего это ума дело. Хлебни-ка и слушай.

Очень Толстый подал Одиссею чашу с пряным отваром. Вкус у снадобья был приятный. Полынью тянуло, горчинкой.

— Нанял их темный человечишка. Как назвался — плевать, все равно настоящего имени не сказал. По виду: купец средней руки. Однако заплатил вперед, и щедро. Обещался потом вдвое добавить. Добавил бы небось: нож в брюхо. Чтоб концы в воду. Настоящий заказчик, ясно, не «купец». Знать бы, кто…

— Толку-то? — буркнул Одиссей, отрываясь от чаши.

— Это верно, племяш. По гнилому подозрению войной на Эвбею не пойдешь. А больше у нас и нет ничего. Снадобье внезапно стало горьким-горьким. До слез.

— Да, еще: один паскудник за легкую смерть вот что рассказал. Этот самый «купец» строго-настрого велел: нападете на Лаэртида — кричите: «Кабан!», да погромче! Мы сперва не поняли: к чему бы? Лучше по-тихому…

— Диомед-аргосец. «Кабан!» — боевой клич его рода. Далеко, видать, метили, — возвращая пустую чашу, Одиссей зашипел от боли в плече. Почему-то разговор виделся малозначащим, касающимся кого-то чужого, далекого. Будто нытье зуба с дуплом, после изрядного глотка макового настоя. — Меня убить — полдела. А вот Итаку с Аргосом, а заодно и с вами, дядюшки, рассорить! Приехал РОДИЧ в гости и не вернулся…