Читать книгу - "Красное смещение - Евгений Гуляковский"

Глеб, орудуя попеременно то мечом, то захваченным в бою лазером, не чувствовал ни малейшей жалости к тем, чьи трупы устилали пол.

Они охотились на него, как на зверя, подобравшись тайком ночью, и теперь несли заслуженную расплату.

Чтобы дать возможность княжеским лучникам вести прицельную стрельбу с противоположной стороны подвала, он время от времени выпускал в потолок широкий лазерный луч. Раскалившись добела, камни после такого выстрела довольно долго светились, испуская мертвый, нереальный свет.

Часть десантников, одетых в легкие защитные скафандры, оказались неуязвимы для стрел, но никакой скафандр не мог выдержать удар меча Глеба.

Наверно, именно такое оружие древние называли мечом-кладенцом, который сам собой рубит врагов.

Теснимая со всех сторон, неся большие потери, группа захвата в конце концов прорвалась к выходу сквозь ряды княжеских дружинников. Глеб не стал их преследовать.

Теперь он чувствовал лишь опустошение и леденящую усталость, которая накатывала на него в последнее время после каждого рукопашного боя, если приходилось проливать чужую кровь. Была ли причина этого мертвящего, отупляющего состояния скрыта в мече?

Вполне возможно, это оружие высасывало из него энергию как насос, и теперь он с огромным облегчением водворил меч обратно в ножны.

Когда смолкли звуки последних выстрелов и клекот десантного вертолета, уносившего восвояси изрядно потрепанных рейнджеров, затих вдали, Крушинский, внимательно наблюдавший за Глебом, спросил, словно не замечая его состояния:

— Как тебе удалось приучить к выстрелам княжескую дружину? Раньше они бросались врассыпную.

— Мне пришлось изготовить порох, чтобы сдерживать татарскую конницу.

— Не слишком ли ты рискуешь? Подобные вещи запрещены межпланетной конвенцией. Здесь только федеративных патрулей не хватало.

— Наши враги настолько многочисленны и сильны, что патруль уже ничего не изменит в сложившейся расстановке сил. Для того чтобы удержать город, годятся любые средства. Если падет эта цитадель, вся российская цивилизация будет отброшена назад.

— Этот мир навсегда отделился от нашего и не может влиять на историю России.

— Никто этого толком не знает, да и потом, какое это имеет значение для нас? Мы живем здесь и наши потомки будут жить в нем, значит, мы ответственны за его будущее.

— А не объяснить ли все это проще: любой ценой ты решил удержать город, в котором живет Бронислава, он ведь кажется тебе домом, не так ли?

— В чем-то ты прав… Китеж стал для меня последним пристанищем. Если его уничтожат, на всей этой планете не останется ни одного уголка, где я мог бы преклонить голову. А Бронислава тут ни при чем, с ней все гораздо сложнее… Возможно, ее душа навсегда осталась в подземельях Манфрейма.

— После пережитого шока вряд ли ее состояние может быть нормальным, тебе нужно набраться терпения. Но не знаю только, хватит ли его у тебя, ты сильно изменился за последнее время.

— Вокруг рушится целый мир, все ценности, даже человеческая жизнь, обесценены до предела. Неудивительно, что, расставшись ненадолго, мы с трудом узнаем друг друга. Иногда мне кажется, время здесь идет значительно быстрее, чем на нашей Земле, и тогда я чувствую себя бесконечно старым… Да ладно, расскажи лучше, как ты узнал о нападении.

— Это целая история.

— Тогда пойдем ко мне, отдохнем после боя. Второй раз, по крайней мере, сегодня ночью, они сюда не заявятся, а с рассветом начнутся новые татарские атаки — времени у нас не так много.

Стража в сенях почтительно расступилась, пропуская их во внутренние покои.

— Я смотрю, ты здесь пользуешься уважением.

— Я теперь воевода. Все княжеские войска подчинены непосредственно мне.

— Вот даже как… Крепко ты врос в эту землю, и все же тебе придется покинуть Китеж.

— С чего бы это?

— Ты знаешь торговца антиквариатом, некоего Фруста, с Арометана?

— Первый раз слышу.

— А вот он тебя знает… По крайней мере, знает о тебе.

Они прошли через весь терем на половину, в которой жил Глеб. Слуги зажгли в его светлице лампады, кровать была убрана, а на столе стояли подносы с фруктами и новые кувшины с хмельным медовым напитком.

— Неплохо ты тут устроился, совсем неплохо!

— А ты постой целый день на стене под татарскими стрелами, тогда поймешь, как важно иметь возможность расслабиться, если выпадает короткая минута отдыха.

— Китеж тебе все равно не отстоять, несмотря на твою артиллерию, город обречен. Как только хан Гирей вылезет из болот и подойдет к Китежу, ты не продержишься и двух дней — у него есть стенобитные машины. А инструкторы Манфрейма уже просветили его насчет твоих пушек.

— Откуда у тебя эти сведения?

— Разведка с базы старается собирать информацию обо всем происходящем вокруг.

— Ну и что же ты мне посоветуешь? Сдать город без боя?

— Нет, есть более надежный путь. Бороться с причинами, а не со следствием, с теми, кто направляет татар. — Он замолчал и внимательным взглядом обвел комнату, затем достал блокнот и, написав в нем короткую записку, протянул ее Глебу.

«Здесь нельзя разговаривать — нужен заземленный металл, еще лучше спуститься в подвал».

Глеб пожал плечами, ему вовсе не хотелось возвращаться в помещение, пропахшее порохом и кровью, где только что шел бой. Однако он привык считаться с мнением Крушинского. Многочисленная княжеская стража, специально проинструктированная им на этот счет, не могла пропустить сюда базовских технарей для установки подслушивающих устройств. Тем не менее он отдал слугам необходимые распоряжения, и спустя полчаса они сидели глубоко под землей.

Здесь пахло сыростью, плесенью и кислой брагой, однако в остальном княжеские слуги за полчаса сделали все возможное, чтобы это помещение напоминало жилую комнату.

Здесь горели смолистые факелы, а от жаровни с углями шло живое тепло, стол мало отличался от того, что стоял в покоях Глеба. Впрочем, еда почти не интересовала Крушинского, и Глеб пожалел, что с ними нет Васлава, который каждое простое действие, будь то еда или битва, умел наполнять своей бьющей через край жизненной энергией.

Крушинский долго молчал, задумчиво цедил из кубка хмельной медовый напиток и о чем-то сосредоточенно думал. Глеб не торопил его и не задавал вопросов, понимая, что, когда придет время, друг сам расскажет ему все.

Наконец Крушинский поставил кубок на стол и, не сводя с Глеба внимательных глаз, сказал:

— Больше всего меня поразило в рассказе Фруста то, что он знает о тебе многое такое, чего знать не должен. О том, например, что ты появился здесь из другого мира. Возможно, он имел в виду космический перелет, а возможно, знает даже о временных переходах между мирами. Фруст стал для меня полнейшей загадкой. Он существо весьма осторожное и хитрое, те сведения, которые мне удалось из него вытянуть, слагались буквально по крупицам, и у меня сложилось впечатление, что в какой-то степени свои знания о нас он получает из наших же разговоров. Причем для этого ему не нужна никакая техника. Он обладает особым видом телепатии, позволяющей при желании слышать нужный разговор на любом расстоянии. Вот почему мы сидим в этом подвале.