Читать книгу - "Ведьмаки и колдовки - Карина Демина"

Вранье.

Было время, когда Гавел еще студиозусом, лихим, безголовым созданием, бегал на спор под березою ночевать. На полную, между прочим, луну. И мыша с собою взял, белого, из местечковой ведьмацкой лаборатории, которого собирался пожертвовать ушкуйникам, чтоб золото открыли.

Не пожертвовал.

Жалко стало мыша… хороший, ласковый. Сидел в кармане смирнехонько, даже когда ветер поднялся и береза затряслась, заскрежетала…

…наутро Гавел, едва не поседевший со страху, мыша отпустил.

А всем соврал, будто бы не открылся ему ведьмачий клад.

Вранье…

И зачем рассказывал?

Аврелий Яковлевич слушал, однако смеяться не спешил, оглаживал бороду, дышал паром. И капельки его оседали на дубленой красной коже.

— Ерш Благутич не зря в народе Лиходеем прозван был. Лиходей и есть. Одаренным родился, да то ли наставник попался ему негодный, то ли сам с гнильцой… не во благо Ерш свой дар использовал. И про золото это…

— Есть оно?

— Есть, конечно.

В бане было дымно. И душно. И горячий пар обнял Гавела.

— На верхнюю лезь да ничего не бойся, — велел Аврелий Яковлевич. — Золото… сундуков семь там стоят, под березою, с Каяшского похода добыча. Тарелки литые, тонкие, из металлу, а все на просвет видать. И кубки такие, которые от отравы колер меняют. Венцы девичьи, бронзалетки, цепочки… ожерелье есть алмазное, где кажный алмаз — с перепелиное яйцо.

— Откуда вы знаете?

Не то чтобы Гавел ведьмаку не верил, но все ж таки больно сказочно все звучало.

— Откуда? Да видел… тоже по молодости любопытством невмерным страдал. Я тебе так скажу, что любопытство, оно человеку на то богами дадено, чтобы человек этот мир окрестный познавал, чтобы не зарастал тиною, как колода лежачая…

Аврелий Яковлевич, набравши полную кружку кваса, плеснул на камни.

Зашипели.

Треснули. И воздух наполнился тягучим хлебным ароматом.

— Но иное любопытство опасным бывает. Силушка в крови играла, вот и потянуло помериться, значит, кто сильней: я аль беспокойники, Ершом клад сторожить поставленные… пятеро их там. Четверо дружков верных и невестушка, да не простого порядку, а колдовкою урожденная. Живьем их схоронил, чтоб наверняка, а ее косами к корням березы привязал. Вот, значит, и неспособная она уйти, и мучит дерево, злостью своей корежит… не только его… ежели б ты любопытствия ради заглянул в местную управу да в архив заглянул…

Аврелий Яковлевич говорил, прерываясь, и по воздуху веником водил, да как-то так хитро, что воздух этот тяжелел, сгущался, наливаясь жаром.

Жар Гавел ощущал, и все-таки…

…все-таки жар этот был где-то снаружи, отдельно от Гавела. Тот лежал.

Дышал.

И не мог согреться.

— Ничего, скоро… так вот, есть такая наука, статистика, крайне пользительного в наших делах свойства… и по оной науке выходит, что на этой самой березе кажный месяц кто-то да вешается, по зиме там пьянчужки мерзнут… или не пьянчужки, бывает, что посидит в кабаке молодец, переберет слегка, но на своих ноженьках выйдет. Только до дому не доберется, под той же березой и найдут…

— Колдовка?

— И ушкуйники. Крепко злятся беспокойнички… а уж оружных-то до чего любят! Ежель сойдутся под березой двое, да у одного в сапоге ножичек, то быть драке до крови… нехорошая это береза, Гавел. И твое счастье, что ты под нею крови не пролил. Не отпустили бы.

— А вы…

— Ну… сила, она порой замест ума и спасает. Но колдовка крепко меня поморочила. Хитрая тварь… все колдовки хитры, горазды на судьбинушку плакаться. Иную послушаешь, так прямо сердце ломить начинает, как это ее, девицу, красу ненаглядную, да так жестоко… а станешь разбираться и увидишь, что за девицею этой вереница мертвецов стоит… нет, дорогой, запомни, колдовок слушать — себя потерять…

Холод расползался.

Гавел дышал, стараясь глотать раскаленный влажный воздух, он хватал его зубами, давился, но все одно неспособен был наесться, чтобы досыта, дотепла. И хлебный аромат кружил голову.

— Спускайся, попарю, — сказал Аврелий Яковлевич, шлепнув веником по ладони.

Ниже?

Гавел замерзнет.

И зачем Аврелий Яковлевич затеял эту баню… было без бани неплохо… и старуху почти не вспоминал, почти смирился с тем, что она такая…

…какая?

Не виновата, что колдовкой уродилась.

Боги так повелели, а куда Гавелу против богов-то? У него и на собственную жизнь прожить разумения не хватило, чтобы по-человечески, чтобы как заповедано…

Из серого банного дыма вылепилось такое знакомое лицо с узким подбородком, с трещиною рта и переносицей тонкой, горбатой.

Дымные глаза глядели на Гавела с упреком. Разве можно с матерью так поступать, как он поступает?

— Кыш пошла. — Аврелий Яковлевич рассек туманное лицо веником, будто плетью, а ошметки, к ветвям привязавшиеся, на пол стряхнул. И поползли они по полу змеями. — Ишь ты какая… а ты спускайся, надо тебя в порядок привести, а то ж вечер скоро… полнолуние.

Гавел спустился.

О вечере и о встрече с колдовкою иною, настоящей и в полной силе, он старался не думать, хотя и понимал, что от этой встречи, как ни крути, уклониться не выйдет.

Аврелий Яковлевич парил со всем прилежанием, и видно было, что баню ведьмак очень даже жаловал и понимал в ней толк. Он водил веником по-над Гавеловой спиной, почти касаясь кожи, и жар тянулся, обволакивал тело толстым коконом.

— Береза та… если она такая… вредная, то почему не спилят? — Молчать было тяжело, мерещилась старуха, хотя и разумом Гавел понимал распрекрасно: неоткуда ей взяться здесь.

— Так дерево-то ни в чем не повинно, — возразил Аврелий Яковлевич, осторожно пробуя шкуру веником. Влажно шлепнули, прилипая на миг к коже, березовые листья, и, распаренные до мягкости, можжевеловые иглы скорей щекотали, нежели ранили. — Впрочем, кто б стал о березе думать. Повалили б еще в том веке, когда б сумели. Зачарованное дерево не так-то просто спилить. Кому охота взять на себя проклятие посмертное?

Ударов Гавел почти не чувствовал, хотя бил Аврелий Яковлевич от души. Летели брызги. Гудел огонь. И камни на печи сухо потрескивали.

— Да и понимают люди, что ежели дерево свернешь, то и этих… сторожей на волю отпустишь. Они же на живых злые крепко, разгуляются так, что мало не покажется.

— А вы?

— Что я? Я, дорогой мой, не всемогущий. Береза эта много крови выпила, крепко корнями в самое сердце города врослась. Тронь такую, невесть чем оно обернется. Это если жрецов созвать на полный круг… отмаливать дня три, а потом и благословение полное наложить. Только сам понимаешь, что кому оно надобно?