Читать книгу - "Шпага Софийского дома - Андрей Посняков"

Боярин хищно потер ладони, уселся к столу, с аппетитом потянулся ложкой к тарелке с копченым поросенком.

Не успел он отужинать — вернулся Тимоха Рысь. Показал чуть оттертый от свежей крови нож, ощерил губы в улыбке.

— На, выпей!

Ставр плеснул в кружку корчмы. Плеснул изрядно, не жадничал.

Не смея сесть, Тимоха выпил стоя. Проглотил одним махом, взглянул на боярина, словно верный цепной пес. Впрочем, он им и был, таким псом, вот уже лет пять, а то и побольше.

— Медь, что с мертвяка, себе оставь, — благостно разрешил Ставр. — Ну, ступай пока. Что встал?

— Там, в людской, Митря. — Тимоха чуть замялся. — Спрашивает, может, девочек привести? Тех, что я с Москвы привез. Такие есть пухленькие, батюшка…

— Девочек? — боярин задумался, наполовину вытащил из ножен кинжал. Тонкие губы его изогнулись в холодной улыбке. — Девочек? — еще раз повторил боярин. — Нет! — Он резко задвинул клинок в ножны. — Не теперь… теперь пока другое…

Кивком головы выпроводив Тимоху вон, Ставр уселся за стол, вытащил из шкатулки берестяные квадратики с именами. Разложил кругом:

— Феофилакт — Пимен — Варсонофий — Макарьев Кирилл — Панфил Селивантов — Гвизольфи, фрязин — Алексей-стригольник — вощаник Петр — Григорий-отрок — Иона.

Ставр усмехнулся, поднеся последний квадратик к дрожащему пламени свечи. Сухая береста вспыхнула враз — боярин едва успел разнять пальцы — упала на стол, догорая, становясь грудой черного пепла. Иона… Нет больше Ионы.

Ах, да, главное-то…

В центр круга положил Ставр новый, самый большой квадратик.

— Олег, человек Софийский…

Подумав, добавил к нему другой:

— Софья.

Оловянные глаза боярина на миг вспыхнули злобой.

Искривив в ухмылке рот, он медленно, одним пальцем, вытащил из круга Пимена. Бросил на пол. Задумчиво потянулся к Григорию-отроку… Потом, словно передумав, тронул Олега.

Крикнул, дверь распахнув:

— Митрий!

Вмиг возник на пороге козлобородый, словно того и ждавший. Ощерился:

— Девок да кнут, батюшка?

— Самострел готовь. И паклю!

— Давно готовы, кормилец!

— Проверь! Пшел покуда.

Низко поклонившись, Митря Упадыш скрылся в дверях, почтительно пятясь задом.

Утром было темно, холодно и противно. Выл за стенами избы ветер, бросал в слюдяное оконце мокрый, пополам со снегом, дождь. Где-то рядом, на Славной, тоскливо выла собака. Говорят, к смерти. Вот только — к чьей?

Олег Иваныч сел на постели, потянулся, ступил босыми ногами на холодные доски пола. Бросил взгляд на разбросанные по столу грамотки, быстро оделся, разбудил слуг — поехали к заутрене, в ближнюю церкву Ильи, на Славне. Церковь-то, вот она, из ворот только выйди — три шага. Нет, велел Олег Иваныч коня седлать каурого — невместно человеку при должности этакой пешком шариться, словно шильник какой, — а престиж здесь много значил. Не только по одежке встречали — по делам, по повадке, по важности.

Заутреня не началась еще. Входя в церковь, перекрестился Олег Иваныч на иконы, истово перекрестился, попросив у Христа помощи в делах своих многотрудных. Приветливо поздоровался с батюшкой, отцом Николаем, кивнул дьякону да церковным служкам.

Во время молитвы уже краем глаза углядел рядом Олексаху — первого своего помощника. Тот уже постоянно рядком жил, у зазнобы своей, Настены, на Нутной. Нутная улица — в трех кварталах от Ильинской церкви, там и свои церкви есть: Филиппа Апостола да Николая Чудотворца, однако к заутрене завсегда теперь ехал Олександр в церковь Ильи, к начальству ближе. Ехал на лошади казенной, по указке Олега Иваныча Олексахе со владычной конюшни выданной. Татарская та лошадка была — неказиста, да надежна — Олексахе другой и не надобно, рад был — аж светился весь. Уже всерьез стал о женитьбе подумывать на Настене своей, зазнобушке. Хоть и двое ребят у Настены-то, и постарше она лет на семь — да, видать, прикипело сердце. Муж Настенин, как ушел когда-то с ушкуйниками, так и сгинул неведомо где. О том точно никто ничего сказать не мог, так и жила Настена в неведенье, соломенною вдовицей.

На двор Софийский поехали вместе. По пути Олексаха сплетни новгородские сказывал, будто бы завелся в Новгороде волк, ночами на запоздалых путников нападавший. А может, то и не волк вовсе, а давешний оборотень-волкодлак!

— Страсти ты какие с утра рассказываешь, — поежился в седле Олег Иваныч. — Нечего сказать, благостно рабочий день начинаем, с волкодлаков да прочей нечисти.

Оба, не сговариваясь, перекрестились на церковь Успения — как раз подъехали к Торгу. Пустоватому — рано пока, хотя и так уже суетились людишки.

По пути заскочили в посадничий приказ — там тоже рано работать начинали — те самые клерки, молодые да вежливые, с кем Олег Иваныч уже имел случай познакомиться ближе. При нехороших, так скажем, обстоятельствах. Теперь уж — со вчерашнего дня — его подчиненные.

— Чего у вас тут? — заходя, кивнул Олег Иваныч. Ребятки повскакали с лавок, поклонились, тут же и информацию предоставили — труп на Федоровском ручье обнаружился. Свеженький…

— Тьфу-ты! — Олег Иваныч тоскливо посмотрел в окно. — Опять истерзанный?

— Нет. На этот раз целый. Вон, Никита заметил, он живет там.

Никита — худощавый парень с серьезным лицом, поклонился:

— На волкодлака вроде бы не похоже — ран особых нет, ножом зарезали, в карманах и за пазухой пусто.

— Ну, в таком разе то ваша подследственность. Имя, конечно, еще не успели установить?

— Почему не успели? — пожал плечами Никита. — Покойник-то знакомый оказался: Ванька, Флегонта-мешочника сын. Он рядом со мной жил, на Ручье.

На Софийском дворе, в приказной палате, судили-рядили с Олексахой. По всему выходило — подставное лицо этот Ванька Флегонтов, ныне, увы, покойный. Не спросишь теперь его ни о чем и ни о чем не узнаешь. Предположения только можно строить, догадки. Кто там на Федоровском ручье самый большой Олегов недоброжелатель? Однако не настолько глуп боярин Ставр, чтобы следить у своего же дома. Этого Флегонтова можно было и в другом месте пришить, хоть в корчме у того же Явдохи. Поленился Ставр? Нюх потерял? Или — не его это работа? Случайные шпыни ночные. Вон и посадничьи говорят, что никаких ценных вещей на трупе не осталось. Так что вполне может — и разбой обычный… А может, и нет… Думай тут теперь, ломай голову. Одно ясно — Гришане надо бы отъехать куда-нибудь, в монастырь какой дальний. Причина? Причину пущай сам ищет!

Загремели в сенях сапожищи — видно, кто-то старательно оббивал грязь со снегом — скрипнув, открылась дверь.

Гришаня. Легок на помине.

— Вспомни дурака — он и объявится, — бормотнул про себя Олег Иваныч, потянулся за грамотой наветной, отроку показать, да не успел.