Читать книгу - "Клинки сверкают ярко - Илья Новак"

Пока я шел, ступени лестницы плавно изгибались, так что в какой-то момент я обнаружил, что колодец находится уже не внизу, а сбоку, и превратился в горизонтальную трубу. Соответственно, башня стала еще одной трубой, которая начиналась с другой стороны и тоже тянулась горизонтально — они как бы продолжали друг друга.

Некоторое время спустя они поменялись местами; башня переместилась вниз и стала колодцем, а колодец перебрался вверх и превратился в башню. Борясь с головокружением, я оглянулся. Ворота стали плохо различимыми ржавыми пятнами. На их фоне мелькнула какая-то фигура. Я сделал еще один шаг. Пространство дрогнуло, между мной и воротами возникла массивная каменная стена. Вид у нее был такой основательный, словно она все время там находилась.

Я пошел дальше, двигаясь словно внутри трубки-калейдоскопа, разноцветные стекляшки которого перемешивала рука великана. Но цвета были бледными, тусклыми. С каждым шагом пыльное пространство искажалось, фрагменты его смещались и перемешивались, из каких-то закоулков выплывали гнутые стены, мостки и галереи, висящие без видимых опор в неподвижном воздухе. Головокружение усилилось, у меня даже начали заплетаться ноги, но потом я как-то приспособился, и слабость прошла. Я шел, глядя прямо вперед, слыша пока еще приглушенные, но звучащие все громче шаги.

Винтовая лестница закручивалась спиралью, ввинчиваясь в затхлое лепреконское пространство, и с каждым шагом все новые, скрытые до сих пор закоулки представали моему взгляду.

Верх, низ, право и лево смешались и перепутались. И нигде никого живого. Окружающее было наполнено движением, но механическим, мертвым. Полностью потеряв всякое понятие о направлении, я продолжал идти. Теперь и колодцев не стало видно, их скрыли стены, лесенки, тянувшиеся в бесконечность аркады и галереи. Все это озаряли столбы тусклого света, в них висела пыль. Самым интересным казалось то, что некоторые из световых столбов были изогнуты, даже закручены кольцами вокруг лестницы.

Шаги стали громче, я оглянулся. В калейдоскопе изменяющихся фрагментов возникла фигура.

Прихрамывая, за мной шел полулис. Его одежда была порвана, на голове запеклась кровь — падение с катафалка не прошло даром. Увидев, что я остановился, он вскинул самострел и выстрелил.

Сначала казалось, что крюк летит прямо в меня, но он тут же исчез. Мигнуло кольцо света, ближайшее из тех, что обвивали лестницу, и тут же крюк вылетел откуда-то сбоку, из треугольного окна с распахнутыми ставнями, которое висело в воздухе. Крюк пронесся над моей головой и канул в пыльных тенях. Я побежал.

Изгиб лестницы скрыл от меня последнего полулиса. Рядом со ступенями возникла узкая стена, сложенная из грубо отесанных глыб. В верхней ее части имелись бойницы, щели между глыбами были такими широкими, что позволяли легко залезть наверх.

Что я и сделал, успев перебраться на стену, прежде чем из-за поворота возник полулис.

Здесь лежали камни, когда-то составлявшие кладку. Я схватил один, поднял над головой и изо всей силы швырнул в полулиса, который как раз находился под стеной.

Он заметил движение и остановился. Камень сначала летел точно ему в голову, но потом резко свернул и исчез. Я увидел, как гоминид вскидывает самострел и целится мне в грудь, и тут же кольца света мигнули. Камень, описавший незримую петлю, вылетел откуда-то сбоку и так залепил лису в темя, что преследователя снесло с лестницы.

Я присел, чтобы перебраться на ступени — и тут увидел лепрекона.

Стена напоминала извивающееся на ветру полотнище, которое в какой-то момент застыло. На другой ее стороне из теней торчала деревянная вышка. Там на корточках, спиной ко мне сидел лепрекон. Это был один из братьев Грецки, но кто именно, разглядеть я не мог.

Передумав спускаться, я пошел по стене, стараясь ступать бесшумно. Лепрекон сидел, иногда кивая своим мыслям, от него вниз отплывали облачка табачного дыма.

Я приблизился к вышке. Расстояние от стены было небольшое, но как раз когда я собрался прыгнуть, мне под ноги рухнул полулис.

Он возник из серого калейдоскопа и упал мордой вверх, а брошенный мною камень свалился на него и с хрустом размозжил рыжую голову.

Лепрекон, не вставая, начал оборачиваться, и я прыгнул.

В полете успел заметить, как клочковатые брови Грецки поползли вверх, и тут же завис на полпути между стеной и вышкой. Рука великана встряхнула башню-калейдоскоп так, что вокруг началась настоящая свистопляска.

Стена разморозилась и стала извиваться, будто и вправду была полотнищем материи; дико перекрученные плоскости начали возникать вокруг, кольца света свились в клубок и погасли. Вышку и лепрекона унесло куда-то из поля зрения, на их месте возникла широкая печная труба, в которую я и рухнул.

Больно ударяясь плечами и коленями, я пронесся, словно пушечное ядро сквозь ствол, и упал в кресло.

3

В широкое и мягкое кресло перед столиком, на котором рядом с пепельницей лежала дымящаяся трубка и стоял стакан с темным пивом, накрытый шапкой коричневой пены.

Я с такой силой ударился об это кресло, что в маленькой гостиной все подскочило. Взвились занавесочки на окнах, стакан каким-то образом оказался в моей руке, а трубка сама собой прыгнула в рот, ударив мундштуком по зубам.

Я затянулся. Чашечка трубки была обращена книзу, но я не лепрекон и не умею курить на их манер — табачные угольки посыпались мне на живот, я заорал, стряхивая их, и вскочил.

Сидящие в двух других креслах лепреконы тоже вскочили.

Табак был чересчур крепким. Он ударил в голову, картинка окружающего подернулась рябью и истлела. Сквозь нее проявилось другое, истинное изображение: никакой гостиной, мы стоим на узкой дощатой площадке под крышей донжона, сквозь широкие щели видны его стены и, далеко внизу, каменный кружок пола. Кресла стали узкими деревянными лавками, потолок — крышей здания.

Действие табака прошло, картинка стерлась, уступив место гостиной — наведенному лепреконами мареву. Я засветил одному из Грецки — кажется, старшему брату — стаканом между глаз, а второго ухватил за полу кафтана, но он вывернулся.

Из круглого отверстия в потолке свалился младший Агати. Увидев меня, он выхватил откуда-то трубку, мундштук которой мгновенно вытянулся, а чашечка увеличилась, и замахнулся ею, как палицей. Я быстро сунул руку в карман и, приоткрыв шкатулку, выхватил пергамент. Тот развернулся, шелестя; с него заструился мягкий свет.

Этот свет озарил фигуры трех лепреконов. Яни и Арка отпрянули, палица в руках Агати опять превратилась в трубку. Свет прорвал марево — уютная гостиная будто стала плоской, нарисованной на невидимом холсте. Свет пергамента разъел этот холст, в нем появилась рваная дыра, от нее разошлись и свернулись спиралями лоскутья, обнажив то, что я уже видел: дощатая площадка под крышей башни и грубые лавки вместо кресел.

Арка скорчил гримасу.