Читать книгу - "Бульдог. В начале пути - Константин Калбазов"

Расквартирование войск в Санкт–Петербурге всегда было больным вопросом. Согласно специального указа, солдаты и офицеры становились на постой во всех домах и избавиться от этой повинности не мог никто из жителей.

Состоятельные люди, не желая вводить солдат в свои дома, ставили на своем подворье флигеля, иным приходилось просто потесниться. Квартирная плата за постой не предусматривалась. Ситуация была таковой, что при выписке разрешения на строительство иноземных представительств, специально оговаривался вопрос об освобождении от повинности в постое солдат гарнизона столицы.

При этом, солдаты не имели своих коек. Каждое место отдыха было рассчитано на троих, из расчета на одного отдыхающего, одного бодрствующего и одного несущего службу. В условиях временного размещения, это еще было приемлемо. Но когда служба продолжалась на протяжении практически всей жизни…

Один из первых вопросов которыми озаботился Петр, был как раз вопрос о расквартировании войск, и в частности, разумеется гвардии. Им было принято решение о строительстве полковых городков. Часть потребной суммы взымалось с горожан, которым в обмен выдавался документ об освобождении от постоя солдат. Городки включали в себя просторные и светлые казармы, офицерские дома, полковую школу, мастерские и иные хозяйственные постройки. Для семейных были предусмотрены общежития. Места не так много, всего‑то одна комната, но зато отдельная.

Был решен вопрос о централизованном питании. С этой целью построены полковые столовые, где трудились те же солдатские жены. В результате этого преобразования, питание солдат стало более сбалансированным и разнообразным. Как показывал опыт, раздельное питание и пристрастность к одним продуктам, были причиной множества недомоганий и болезней, приводящих даже к смерти.

Кстати, подобный подход был определен и для иных полков. Но в первую очередь это коснулось Низового корпуса. Где это произошло одномоментно во всех полках. Роспись котлового довольствия осуществлялась не на глазок, а с привлечением медицинской–коллегии.

Не забыл Петр и о том, что войска должны были отправляться в походы. А потому. Уже действовал небольшой заводик, где производились полевые кухни. Ими планировалось насытить войска из расчета одна кухня на роту.

Словом быт гвардии сильно изменился. И пусть не все было им по вкусу, в частности вопрос с питанием, так как раньше они могли что‑то сэкономить из выдававшегося жалования. Зато теперь у каждого была своя койка, свое место для имущества на полке в кладовой. И никогда не случалось лечь спать на голодный желудок, что раньше было не редкостью, во всяком случае, у любителей гульнуть, разок другой, а потом ходить с подведенным брюхом.

Не забывал Петр и о личном общении с гвардейцами. Кроме того, что лично посещал расположение полков, нередко столуясь вместе с гвардейцами, он еженедельно проводил с ними занятия. Для этой цели был выделен один день в неделю, когда император лично проводил занятия с назначенными тремя ротами от каждого полка.

Многое было сделано, чтобы завоевать доверие и преданность этих отборных бойцов. Многое. Но как видно все же недостаточно. Или он что‑то делал не так. Пусть в предательстве принимали участие только три роты Преображенского полка, и даже в них не все знали о происходящем. Но зараза предательства проникла в ряды гвардии, и ее следовало сначала выжечь, а затем заняться заживлением раны.

Преображенский полк был лишен звания гвардейского и уже находился на пути к месту дальнейшего несения службы. Низовой корпус, вполне подходил для проштрафившихся. В Прикаспийской губернии продолжались конфликты с местным населением. Нередко случались провокации со стороны персов и турок. Да и Левашов просил подкрепления. Что же, преображенцы подойдут для этого как никто другой. Послужат, постоят за Россию матушку, а там, кто знает, может и заслужат, чтобы Петр вновь взглянул в их сторону с особым вниманием…

Барабанная дробь оборвалась разом, погрузив крепость в тишину. Что же. Момент настал. Решением суда, заговорщики приговорены к смертной казни. Но если вся верхушка будет казнена всенародно в Сампсониевской слободе,[21]путем усекновения головы, то гвардейские офицеры и сержанты, напрямую причастные к заговору, закончат свой бренный путь здесь. Сержантов обезглавят. Офицерам предстояло принять страшную казнь. Сначала они должны были наблюдать смерть своих подчиненных, а потом подвергнуться четвертованию.

Страшное зрелище. А главное, несмотря на то, что привлечено четыре палача, скоро не закончится. Ушаков отговаривал Петра от этого шага. Или хотя бы приказать гвардейцам явиться на казнь без оружия, и ни в коем случае не удалять гарнизон крепости. Однако император остался непреклонен.

— Андрей Иванович, ты уж извини, за неуважение к годам твоим, но глупость говоришь. Что за гвардия без оружия на торжественном, пусть и скорбном построении. А потом, взбунтуются, так и руками порвут на части.

— Петр Алексеевич, ну тогда всенародно…

— Нет. Это дело касаемо меня и моей гвардии. Потому никого кроме нас там не будет.

— Ну давай я хотя бы особую роту тайно расположу в крепости. Ни одна собака не прознает. А случись беда, так они сумеют помочь.

— Все тайное становится явным, Андрей Иванович. Я целиком доверяю и тебе, и твоим офицерам, и особой роте. Но вы моя тайная сила. Они же, явная. Я должен знать, насколько могу доверять ИМ.

— Петр Алексеевич, позволь мне сопровождать тебя. Без моих орлов. Одному, — исподлобья взглянув на государя, попросил Ушаков.

— Спасибо, Андрей Иванович. Не сомневался в тебе. Век эти слова не забуду. Но прости. На помосте я буду один.

Вот он и стоит один. Казалось бы, на него устремлены тысячи глаз, но он отчего‑то видит их словно по отдельности. Взгляды разные. Одни тревожные. Другие безразличные. Третьи наполнены гневом, но не понять, на кого он нацелен. То ли на приговоренных, стоящих на эшафоте, под охраной сборного караула из двух полков. То ли на того, кто затеял эту казнь. Есть немало и тех, кто взирает с надеждой, уповая на то, что в последний момент император помилует преступников. Но ничего такого не будет.

Тишина повисшая над плацем нарушается только карканьем воронья. Странное дело. Вроде конец лета и эти падальщики не должны сбиваться в большие стаи. Однако они собрались и в немалом количестве. Что это? Может знамение?

Петр сглотнул и сделал шаг к перилам. Это дело касается только его, и его гвардии. И хотя ему такое и не престало, приговор он зачитает лично. Чем это для него обернется он не знал. Возможно, он совершает большую ошибку. Но решение уже принято, и он не намерен отступать…