Читать книгу - "Полуденные врата - Майкл Роэн"

– Или у них на борту есть свои мудрецы, – пробормотал Батанг Сен, многозначительно покосившись на Шимпа, который, сидя в сторонке, угрюмо молчал, положив длинные руки на колени.

– Мудрецы говорят иногда много полезного!

Джеки ловко управлялась с длинной бронзовой подзорной трубой Те Киоре.

– Смотрите-ка! Их там не меньше дюжины!

Помощник капитана кивнул.

– Можно подумать, кто-то поднял ставки за наши головы, кто-то вроде той ведьмы и вашего Чарли Чена.[119]

– Похоже на то. Или третья сила, кем бы она ни оказалась, – погладил я рукой отполированный за годы поручень. – Они перережут нам путь.

Те Киоре взглянул на Батанг Сена.

– А может, и нет, – с сомнением сказал он. – Мы попробуем обойти их с фланга и возьмем курс на север…

– К Макасарскому проливу, – добавил Батанг, – к югу от острова Сулавеси. Там мой дом. Там этих боеги просто тьма. Здесь мы встретили дюжину, там встретим сотню. Веселенькое дельце!

– Да уж! Так что же будем делать?

Маори задумался.

– Ладно, может, мы их перегоним. Можно пойти кружным путем через проливы и подойти к острову с юга. Это чертовски долго, но не невозможно.

– Так долго, что мы придем туда недели через три, – мрачно протянул Шимп, но никто не обратил на него особого внимания.

Батанг Сен открыл в улыбке испещренные пятнами зубы.

– Отважные вступают в бой.

Я изумленно уставился на него.

– У нас было достаточно проблем с тремя или четырьмя шхунами, а тут их дюжина!

От улыбки лицо Батанг Сена сморщилось, как грецкий орех.

– Я же сказал «отважные», я не говорил «умные». Что до меня, то я скорее умный. – Он повернулся к стоявшему у штурвала боцману. —Sebelah kanan kapa![120]Ползем, как клопы!

Раздался щелчок – это Джеки сложила подзорную трубу.

– Ну и манера выражаться!

Итак, мы удалялись от Бали и шли между островами Мадура и Ява, как и планировали, но внезапно повернули назад и пошли на запад вокруг мыса Пангках, вдоль побережья, время от времени то направляя шхуну к берегу, то резко меняя галс и выходя в открытое море, всегда неожиданно, чтобы сбить со следа преследующие нас паруса. Не раз мы теряли их из виду, но не проходило и часа, как они неизменно снова появлялись на горизонте. Ночью паруса поблескивали в свете тропической луны, а мы пытались потерять их в бесконечных океанах Спирали, в волнах не знающего границ тумана, который бился о берега бессчетных реальностей; но с рассветом мы снова видели пиратские паруса, часто они приближались, но с этим мы ничего поделать не могли, они стремительно неслись у нас в кильватере, напоминая светлые плавники акул.

В конце концов мы увидели мыс острова Бантенан и мыс Мерак, обогнули их, как лиса, загоняемая в нору, и прошли мимо зеленых холмистых берегов в Селат-Сунда. Пройдя между Суматрой и Явой, мы вышли в безбрежные просторы Индийского океана. На Спирали ветер был такой же, как в Сердцевине, он дул навстречу, и нам приходилось медленно лавировать, чтобы выбрать наилучший курс, и мы то и дело попадали на опасные мелководья и проходили между острыми выступами скал. Какое-то время казалось, что белые паруса окончательно потеряли нас. Но когда наступал следующий рассвет, их верхушки, ставшие красными, словно кровавые наконечники смертоносных стрел, снова маячили на горизонте, и, увидев их, наши матросы громко чертыхались. Потом Батанг Сен воспользовался последним имевшимся в его распоряжении козырем – размерами нашей океанской шхуны. Мы вырвались из проливов, оставив их за кормой, и ушли далеко на юго-запад, прочь от берега, в открытые воды. Мы надеялись, что если на преследующих нас судах большие экипажи, то у них могут возникнуть трудности с продовольствием или иссякнет желание нас преследовать. Но пираты упорно шли за нами, и скоро мы заметили, что они приближаются, медленно, но неуклонно догоняют нас, постоянно оставаясь в поле нашего зрения, если не считать серых сумерек, когда видимость ухудшалась, да рассветов. И с каждым днем мы удалялись от цели нашего плавания.

Шимп, казалось, ощущал это особенно остро. Он редко появлялся за столом, а иногда даже забывал съесть и выпить то, что приносили ему в каюту. Время от времени он там и скрывался, но большей частью проводил время сидя, скрестив ноги на своем любимом месте на корме, мрачно, созерцая собственные ступни или ещё что-нибудь столь же интересное, например палубные швы. Иногда он поднимал голову и поглядывал на солнце, а по ночам долго всматривался в звезды, и на его лице была невыразимая тоска. Мы слышали, как он, когда ему становится особенно тошно, напевает себе под нос какие-то странные песни, а если он не пел, то был молчалив, углублен в себя и угрюм.

На второй вечер во время обеда я осмелился самолично принести ему поднос с едой. Он поблагодарил меня, как положено, но охоты общаться не выразил.

– Слушай, – попробовал я подбодрить его, – что тебя терзает? Эти пираты остались далеко позади, стоит ли расстраиваться? Я понимаю, тебе не терпится попасть домой, но днем раньше, днем позже – какая разница…

– Большая, – вдруг выпалил он с такой горечью, что я был поражен. – Откуда такому, как ты, знать, что важно, а что нет? И где путешествие кончается, а где начинается? – Он резко поднял огромную руку, схватил меня за куртку и рывком посадил рядом. – Слушай, ты, дитя ограниченного мира и фиксированного горизонта! Однажды Аматэрасу[121]схватила меня так, как я только что схватил тебя. Только рядом с ней я был маленьким пятнышком! Потом она устремила на меня такой строгий взгляд, что, к своему стыду, я сбежал. До конца своих дней я буду бежать от этого взгляда сквозь облака Спирали, через ночные океаны. После долгих мук, после долгих приключений я пришел к тем самым столбам, что поддерживают Вселенную, и там никто не смел меня преследовать. И там я стал дразнить Будду, на самом высоком столбе я углем написал свое имя, а у подножия столба – помочился. А когда повернулся, собираясь уйти, увидел в бесконечном пространстве, что сверху все ещё смотрит Будда. Я отпрыгнул и стал выкрикивать оскорбления. Разве я не убежал, не стал недосягаем для Его осуждения и Его ярости? Неужели мне так никогда и не удастся вырваться от Него и избежать Его глупых, ограничивающих меня законов? – Тут Он медленно покачал головой и, глядя мимо меня, величественно поднял руку. – И Он улыбнулся. Его улыбка была необыкновенно ласковой и необыкновенно страшной, и, хотя мне пришлось целое тысячелетие пролежать придавленным горой, момента ужаснее, чем этот, я не переживал. Потому что на среднем пальце, возле самой ладони, были выведены буквы моего имени. А под ним на ладони я увидел маленькую лужицу мочи. Все, что я делаю, все обширное пространство, которое я пересекаю, – это всего лишь перемещение с одной стороны Его могущественной руки на другую. – Шимп фыркнул в усы и тяжело поднялся на ноги. – Так что не говори мне об уходах и приходах. Человек находится там, где ему назначено, где он должен быть ради какой-то цели. А если такой цели нет, все места одинаковы. Потому что как бы далеко человек ни убежал, от своей судьбы… он никогда убежать не сможет.