Читать книгу - "Принц вечности - Михаил Ахманов"

Что они задумали? Зачем вообще явились в Цолан, если не хотят говорить о мире? Желают найти несуществующую Книгу? Тяжелое и нудное занятие, вроде поисков сухой песчинки на морском дне! Для розысков этих нужны люди, много людей, и было бы проще прислать сюда не гонцов с символом мира, а боевые галеры из Кинапе со всем тасситским воинством… Или послы отправились сюда не ради поисков и переговоров, а чтобы разведать, крепко ли стоят Дома Арсолана и Одисса?

Но что бы они ни задумали, какую бы хитрость ни замышляли, теперь все изменилось. Теперь им придется выбирать: либо Книга и война, либо мир и бескрайние земли за океаном! Либо зубастый кайман в болоте, либо жирный бык в стойле! Тегунче, надо думать, не затруднился бы с выбором, как и братец его Ах-Шират… А что останется тасситам? Или согласиться с союзником, или разорвать союз… К любому из этих решений Дженнак готов был приложить хоть сотню священных знаков.

Быть может, боги пошлют видение? - подумал он, вставая. Весть из будущего, не слишком далекого, чтобы можно было понять ее и правильно истолковать?

У входной арки мелькнули тени, потом раздалось осторожное покашливание - явились служители, с метлами, корзинами и мешками для циновок и ковров. Дженнак кивнул им, спрятал в сумку яшмовый шар и направился к бассейну, чтобы поразмышлять о Дне Голубя, о божественных видениях, об усмешках Оро'минги и плане премудрого Че Чантара.

Но больше всего он думал о тасситских воинах и атлийских галерах, стоявших в порту Кинапе.

* * *

Этой ночью Дженнак не отправился к Ице Ханома, а провел ее в своем хогане, получив награду за воздержание - вещий сон, посланный богами. Но пользы от увиденных им миражей оказалось немного - совсем никакой, если говорить начистоту. К событиям, что занимали его сейчас, сон отношения не имел, а если имел, то столь отдаленное, что Дженнаку не удалось навести мостов между настоящим и будущим. Он понял лишь, что жизнь его, повидимому, не завершится здесь, в Цолане, а будет длиться неопределенный срок, и срок этот весьма значителен - ведь во сне он видел себя летящим подобно журавлю над облаками.

Такое ощущение Дженнак испытывал не первый раз, и в начале ему показалось, что он действительно парит, словно птица; но затем он рассмотрел вверху что-то длинное, серебристое, продолговатое, похожее на облако; и он плыл в вышине вместе с этим облаком, глядя на другие облака, клубившиеся под его ногами. Время от времени в облачных разрывах появлялась земля, темно-зеленый бесконечный лес, без признака дорог и поселений, с редкими ниточками рек; отсюда, с высоты, земля напоминала широкую медвежью спину, поросшую изумрудным пушистым мехом. Почему-то Дженнак понимал, что находится не в Эйпонне, а в каком-то другом месте, весьма далеком и от родных краев, и от Бритайи, и от Иберы; это чувство внушалось полной безлюдностью и огромностью территорий, простиравшихся под серебряным облаком.

Сон постепенно наполнялся деталями: облако вверху обратилось вытянутым эллипсоидом, оплетенным множеством канатов, к которым был привязан корпус из деревянных планок; вдоль корпуса шла неширокая галерея с перильцами и странными сидениями, дававшими опору спине и локтям; и Дженнак находился в одном из них, привязанный к сиденью прочными ремнями, крест-накрест через грудь и вокруг пояса. В руках у него был какой-то инструмент вроде спаренных зрительных труб, но коротких и соединенных так, что в них приходилось смотреть двумя глазами сразу, а сами руки, и плечи, и все тело облегал невиданный наряд из толстой шерстяной ткани. Глядя на эту одежду он догадался, что наверху царит знобящий холод, хотя зеленый лес будто бы подсказывал, что путешествие свершается в сезон Цветения; зелень казалась яркой и пышной, и нигде он не видел осенней желтизны, льда или снежных сугробов. Однако то был север; какой-то край, подобный лежавшим за Тайонелом Лесным Владениям и Стране Озер.

Но главное заключалось не в этом, не в дремучих лесах, не в воздушном корабле, что нес Дженнака над неведомой страной, не в странном устройстве, покоившемся на его коленях. Главным являлась женщина, сидевшая слева от него, у самых перил - женщина в такой же плотной шерстяной одежде, с капюшоном, надвинутым по самые брови. Из-за капюшона Дженнак не мог с отчетливостью разглядеть ее лица, но знал, что оно прекрасно; черты, однако, не складывались в цельную картину, а лишь дразнили смутными воспоминаниями о глазах под ровными дугами бровей, чуть выступающих скулах и маленьком рте с пухлыми алыми губами. Временами ему казалось, что рядом с ним сидит Вианна; но потом Вианна вдруг превращалась в Чоллу, а та - в девушку Чали из рардинских лесов, или в смуглую красавицу Ице Ханома, или в белокурых бритских наложниц из его дворца в Лондахе. Он с трепетом следил за этими превращениями, ожидая, что облик спутницы сделается наконец ясным и определенным - столь же ясным, как вид покрытой деревьями земли и воздушного судна из шелка и золотистых легких планок. Но ее черты оставались по-прежнему неуловимыми.

Нет, все же с ним была Вианна! Его возлюбленная Вианна, воплотившаяся в ином обличье! Пусть он не видел лица женщины, скрытого капюшоном, не представлял ее черт, но был уверен, что любит ее; пусть не знал ее имени, но чувствовал ласку прикосновений; пусть не помнил цвета глаз, но слышал тихий шепот. Возьми меня в Фирату, мой тагир! - молила она. Ты - владыка над людьми, и никто не поднимет голос против твоего желания… Возьми меня с собой! Подумай, кто шепнет тебе слова любви? Кто будет стеречь твой сон? Кто исцелит твои раны? Кто убережет от предательства?

Кто, кто, кто!.. Кто мог говорить эти слова, кроме Вианны?

Щемящая нежность затопила сердце Дженнака, и он проснулся.

Над Цоланом грохотали большие сигнальные барабаны, чей гулкий глас летел над землями и водами на сорок полетов стрелы, а там, подхваченный туго натянутой кожей, деревянным билом и ловкими руками, вновь оживал в серии долгих и коротких звуков, таранивших воздух словно пущенные из метателя дротики. Код был Дженнаку незнаком, но не приходилось сомневаться, что слышит он послание Тегунче и Оро'сихе, шифрованное письмо для владык Коатля и Мейтассы. Оно оказалось слишком длинным, чтобы поместиться на узкой пергаментной ленточке, которую мог унести сокол, и рокот барабанов раздавался добрую половину кольца. Впрочем, весть того стоила: немногие из посланий, пролетевших над Эйпонной за пятнадцать веков, могли сравниться с ней по важности.

Подождав, когда удары барабанов стихнут, Дженнак поднялся на смотровую площадку пирамиды, выслушал Утреннее Песнопение, послал привет "Хассу", дремавшему у причала, а затем спустился в нижний хоган. Амад, Ирасса и Уртшига уже сидели вокруг циновки трапез, чинно сложив руки на коленях, и ждали вождя; в чашах дымился темно-коричневый напиток, на майоликовых блюдах громоздились свежеиспеченные лепешки, нарезанные ломтиками плоды и колобки из молотого черепашьего мяса. В большой миске посередине алел жгучий майясский соус из перца, томатов и протертых ягод.

Дженнак принялся за еду, поглядывая временами во двор сквозь широкий входной проем. Покои Ице были наискосок от него, и он видел служанок, суетившихся на первой террасе, поправлявших навесные пологи и украшавших цветами сервированный к трапезе стол. Затем появилась сама Ице Ханома - в полупрозрачном одеянии, почти не скрывавшем ее прелестей; вид у нее был недовольный, обиженный и разочарованный. Отметив это, Дженнак приказал Ирассе отыскать в дорожных сундуках чеканные иберские браслеты из серебра, купленные в Сериди, серьги в пару к ним и янтарное ожерелье, где в каждой бусине застыл причудливый жучок или иная крохотная тварь. Закончив трапезу и уложив все эти подношения в шкатулку, он отправился к возлюбленной, мириться. В конце концов, видение, ниспосланное в эту ночь, являлось лишь отблеском грядущих радостей, а радости сегодняшние дарили губы и нежные руки Ице.