Читать книгу - "Великий Сатанг - Лев Вершинин"

– Земля! — безжалостно сказал Хаджибулла.

И дон Мигель обмяк в кресле.

– Вы правы, коллега, — произнес он после долгого молчания уже другим, несколько севшим голосом. — Но если не секрет: что вам известно? И откуда?

Гость отставил в сторону чашку и откинулся на жестковатую спинку, собираясь с мыслями.

Не стоит играть в пинг-понг с доном Мигелем. На карту поставлено слишком многое. Человечество, сколько еще осталось его, вырождается, и это факт, прекрасно известный им обоим. Преждевременная смертность. Волна за волной, все шире и шире — эпидемии самоубийств. Рост сумасшествия. Падение рождаемости, причем в геометрической прогрессии. И самое страшное: выжившие растут дебилами. Не полными, нет, но интеллектуально ограниченными. А вот и дети уже тяготеют к клинической дебильности. И объяснений этому нет.

Вернее, не было до сих пор.

– Я отвечу, — кивнул Председатель. — Но сперва позвольте вопрос: как насчет высшего образования на Гедеоне?

Рука-рычаг дрогнула от резкого разворота кресла, и на пижамные брюки Президента пролилось немного мутной жидкости.

– Крах! — коротко и горько ответил дон Мигель.

Хаджибулла кивнул.

– На Ормузде не лучше. Специалистов вырастить невозможно. Врачей нет, кто поспособнее, тянет на фельдшера наших времен, да и таких почти не осталось. Об инженерах, компьютерщиках, теоретиках я даже не хочу говорить… Иными словами…

– Одну минутку, коллега!

Чудовищным усилием воли дон Мигель заставил непослушное тело принять величественную позу.

– Позвольте мне, как инициатору встречи. Иными словами, и вам, и мне понятно: цивилизация катится в тартарары. Да что цивилизация! Все человечество! К коему мы с вами, к сожалению, имеем честь принадлежать! И наш долг перед историей…

Сиповатый поначалу, голос его налился медью.

– Не нужно, дон Мигель, — поморщился гость.

Патетика была излишней. Она нервировала. На десятом десятке, право же, можно позволить себе не болеть за судьбы человечества в целом. Наедине с собой Председатель Хаджибулла не стеснялся признаться, пожалуй, даже с некоторым злорадством: картины угасающих планет, пустынные небеса над пустынными водами и твердью, кошмарные толпы вымирающих вислогубых кретинов вовсе не пугали его, отнюдь! — было в них даже некое мрачное величие, словно бы именно он, Хаджибулла, забрал с собой, уходя в неведомое, весь мир.

И это было бы просто-напросто здорово, если бы среди груд мусора, прячась от липких лап идиотов, медленно погибая и не находя спасения, в этих видениях не являлись его внуки.

Вот о них забыть Председатель Совета Единого Ормузда не хотел и не мог. И во имя их, и только их будущего он был готов на многое. Как, впрочем (он знал это наверняка), на многое пойдет и пожизненный Президент Демократического Гедеона, тем паче что у дона Мигеля, оказывается, есть уже и правнуки.

Что же касается остального человечества, всех этих полутора десятков миллионов индивидуумов, то против них Председатель Хаджибулла тоже, в сущности, ничего не имел.

Если удастся задуманное, пусть уцелеют и возродятся.

Так сказать, за компанию. А заодно будет выполнен, как верно отметил дон Мигель, и долг перед историей…

В полной тишине лидеры обменялись улыбками.

Слов не понадобилось. Старость ужасна, нет сомнений. Но есть у нее и преимущества. В частности, она может позволить себе цинизм.

Гость расстегнул портфель.

– Видите ли, друг мой… Стыдно сказать, но на старости лет я увлекся вещами, о которых не мог бы подумать всерьез еще лет десять назад. К примеру, мистикой. Вы вправе назвать это старческим склерозом, в конце концов, вы ведь моложе меня…

– На два года, коллега, на два года, — саркастически ухмыльнулся Президент.

– Вот-вот, на целых два года. Да, так о чем это я?

– О мистике.

– Да, спасибо. Так вот, возможно, это и впрямь старческий склероз, и тем не менее…

Тонкими, слегка подпорченными подагрой пальцами Председатель расстегнул портфель и добыл из недр его плоскую, несусветно старомодную видеокассету.

– Надеюсь, у вас найдется видеодвойка? Не сомневался ни минуты. Как вставить? Благодарю…

Экран стереовизора вспыхнул, развеивая полумрак, и в кабинете объявился еще один гость, яркий и аляповатый, щедро изукрашенный расстроенным механизмом цветорегуляции.

Еще молодой, бледный и худощавый, увенчанный буйной короной торчащих дыбом курчавых волос, на которых чудом удерживалась коническая шапочка с кистью, он был дивно задрапирован в нечто наподобие складчатого балахона, щедро усыпанного многоконечными звездами, полумесяцами и соцветиями крючковатых кабалистических знаков. Съемка велась, очевидно, в рабочем кабинете; ничем иным нельзя было объяснить наличие на заднем плане вешалки с разноцветными мантиями, стоящих рядком у стены разновеликих жезлов с загогулинами, полочек с аккуратными рядами черепов. Имелся там также большой хрустальный шар, водруженный на медную треногу. И несколько летучих мышей висели вниз головами на потолке, лениво пошевеливая перепончатыми крылышками.

В янтарных, немного навыкате глазах странного человека приплясывала легчайшая дымка безумия, в должной пропорции перемешанная с давящей уверенностью и умело, хотя и с заметным трудом сдерживаемой истерикой.

– Ну и?.. — Удивлению дона Мигеля не было границ.

– Одну секундочку, друг мой. Сейчас он начнет…

Экран на миг погас и тут же вспыхнул ярче прежнего.

Тишина сменилась потрескиванием помех, треск — шуршащим шелестом, потом — прерывистым писком, перешедшим в негромкий заунывный вой. Затем какофония стихла.

– Я — Полонски! — торжественно сообщил носитель балахона. — Я последний маг Вселенной!

– Понятно, — констатировал Президент. — И где же вы нашли эту радость, коллега?

– Вы не поверите, сам пришел, — вполне серьезно ответил Председатель Хаджибулла.

– Очень славно. Но, знаете ли, мне недосуг наслаждаться гостями из астрала. Может быть…

Завершить фразу он не успел.

Экран пошел полосами, разводами, перекрестьями соцветий. Буйнокудрый юродивый сгинул и тотчас явился вновь, но уже нисколько не похожий на опереточного полушута-полубезумца, каким был пару мгновений назад.

Негромкая спокойная тьма плеснула с экрана, разбавив искристым хрустальным блеском полумрак кабинета; чудовищную силу источала она, и Президент, машинально попытавшись заслониться руками, с изумлением ощутил, что руки, неподвижные, бессильные руки — слушаются!.. и сквозь тьму, пронизывая ее, но не въявь, пролетали багровые отсветы пламени; пламя было темнее мглы, и свет его нельзя было понять, но лишь угадать… и, сотканное из непостижимого разумом, не вмещаясь в рамки экрана, возникло лицо…