Читать книгу - "Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг"

— Нат, нет! — сказал Скип как-то вечером. — Умоляю, нет!Эпидемия “червей” еще не началась, но до нее оставались считанные дни.

— Умоляю, нет — что? — спросил Нат, не поднимая головы оттого, чем он занимался за письменным столом. Казалось, все часы бодрствованияон проводил либо в аудиториях, либо за этим столом. Иногда я ловил его на том,что он ковырял в носу и украдкой соскребал добычу (после тщательного иисчерпывающего исследования) о нижний край среднего ящика. Это был егоединственный порок.., не считая, естественно, его жутких музыкальныхпредпочтений.

Перед тем Скип обследовал пластинки Ната, что с полнойнепринужденностью проделывал во всех комнатах, куда заходил. И вид у него был,словно у врача, изучающего рентгеновский снимок.., снимок дозревшей (и почтинаверное злокачественной) опухоли. Он стоял между кроватью Ната и моей вшкольной куртке с надписью и бейсбольной кепочке декспровской средней школы. Вуниверситете не было другого такого, на мой взгляд, безупречно американскогокрасавца, как Капитан Кирк, да и после встречались они мне очень редко. Скипсловно бы понятия не имел о своей красоте, но, конечно, не мог совсем уж ничегоне знать о ней — ведь иначе его не укладывали бы в разные постели так часто.Правда, то было время, когда почти любой мог рассчитывать на чью-то постель, нодаже по тогдашним меркам Скип был нарасхват. Впрочем, осенью шестьдесят шестогогода это еще не началось, осенью шестьдесят шестого сердце Скипа, как и мое,было отдано сердечкам “червей”.

— Гнусь, дружочек, — сказал Скип с легкой укоризной. —Извини, но они воняют.

Я сидел за своим столом, курил “пелл-меллку” и искал талонна питание — я постоянно терял хреновы талоны.

— Что воняет? С какой стати ты роешься в моих пластинках? —Перед Натом лежал открытый учебник ботаники, и он срисовывал лист намиллиметровку. Голубую шапочку первокурсника он сдвинул на затылок. Насколькомне известно, на нашем первом курсе Нат Хоппенстенд был единственный, ктонатягивал на голову эту тряпку до того, как злополучная футбольная команда Мэнанаконец не заработала очко… Произошло это примерно за неделю до ДняБлагодарения.

Скип продолжал разглядывать пластинки.

— Тут и вставший член Сатаны увянет. Безусловно.

— Терпеть не могу, когда ты выражаешься! — воскликнул Наг,но из упрямства головы не поднял. Скип прекрасно знал, что Нат терпеть не мог,когда он выражался, отчего и не скупился на выражения. — Да о чем ты вообщеговоришь?

— Сожалею, что моя, лексика тебя оскорбляет, но назад своегозамечания не беру. Потому что это гнусь, дружочек. Она мне глаза режет. Глаза,блядь, режет.

— Что? — Ват наконец раздраженно оторвал глаза от своеголистика, который был начерчен с точностью карты в дорожном атласе. — ЧТО?

— Вот это.

На конверте пластинки, которую держал Скип, девушка сзадорным личиком и задорными грудками, торчащими из-под миди-блузки, вроде бытанцевала на палубе торпедного катера. Одна рука была приподнята ладонью наружув задорном взмахе. На голове задорно сидела задорная матросская шапочка.

— На спор, ты единственный студент во всей Америке, которыйпривез с собой в колледж “Диана Рени поет военно-морские блюзы”, — сказал Скип.— Нехорошо, Нат. Ее место на чердаке вместе с хреновыми брючками, в которых тыуж, конечно, щеголял на всех школьных вечеринках и церковных мероприятиях.

Если под хреновыми брючками подразумевались беспоясныенемнущиеся дудочки с дурацкой, ничего не держащей пряжечкой сзади, Нат, думаю,привез с собой почти все, какие у него имелись… И был облачен в такие в этусамую минуту. Но я промолчал. Поднял рамку с фотографией моей собственнойдевушки, обнаружил за ней обеденный талон, схватил его и засунул в карман моихливайсов.

— Это хорошая пластинка, — сказал Нат с достоинством. — Этоочень хорошая пластинка… Настоящий свинг.

— Пх! Свинг? — спросил Скип, бросая ее на кровать Ната (онпринципиально не ставил пластинки Ната назад на полку, зная, как это доводитНата). — “Сказал жених мой: “Так держать”, и он пошел служить на фло-о-о-от”?Если это отвечает твоему определению “хорошее”, напомни мне, хрен, чтобы я невздумал пройти у тебя хренов курс лечения.

— Я буду дантистом, а не терапевтом, — сказал Нат,отчеканивая каждое слово. Жилы у него на шее все больше напрягались. Насколькоя знаю, в Чемберлен-Холле, а может, и во всем студгородке, Скип Кирк былединственным, кому удавалось проколоть толстую кожу моего соседа, истого янки.— Дантист, к твоему сведению, Скип, это термин латинского происхождения отслова “денс” — зуб.

— Так напомни мне, чтобы я, блин, не вздумал пломбировать утебя мои хреновые дупла.

— Ну почему ты все время повторяешь это?

— Что именно? — спросил Скип, хотя прекрасно сам знал, ноему требовалось, чтобы Нат произнес “это”. В конце концов Нат произносил, и еголицо становилось кирпично-красным. Скип бывал заворожен. Скипа в Натезавораживало все. Как-то капитан сказал мне, что Нат, конечно, инопланетянин,которого к нам излучили с планеты Пай-Мальчик.

— Хрен, — сказал Нат, и тут же его щеки порозовели. Ещенесколько секунд — и он уподобился диккенсовскому персонажу, какому-нибудьблаговоспитанному юноше из очерков Боза. — Вот что.

— Дурные примеры. Я с ужасом думаю о твоем будущем, Нат.Что, если, хрен, Пол Анка вернется?

— Ты же никогда даже не слышал этой пластинки, — сказал Нат,схватывая “Диану Рени” с кровати и водворяя ее на место между Митчем Миллером и“Стелла Стивене Влюблена!”.

— На хрена, — сказал Скип. — Пошли, Пит. Жрать охота. Я взялмою геологию — в следующий четверг предстояла контрольная. Скип выхватил у меняучебник и швырнул обратно на стол, опрокинув фото моей девушки, котораяотказывалась трахаться, но, если была в настроении, руками давала медленное,мучительное наслаждение. Никто не работает руками лучше девушек-католичек. Напротяжении моей жизни я переменил много мнений, но не это.

— Зачем ты? — спросил я.

— За хреновым столом не читают, — сказал он. — Даже когдаешь здешние помои. В каком сарае ты родился?

— Правду сказать, Скип, я родился в семье, где все читают застолом. Я понимаю, тебе трудно поверить, будто хоть что-то можно делать иначе,чем делаешь ты. Но можно.

Он вдруг стал очень серьезным. Взял меня за локоть,посмотрел мне в глаза и сказал:

— Ну, хотя бы не занимайся, пока ешь, хорошо?

— Хорошо. — Но мысленно я оставил за собой право заниматься,если, блин, захочу или если возникнет такая необходимость.