Читать книгу - "Ловушка Силы - Василиса Ветрова"

В полседьмого утра в метро было плотненько, и народ ехал замученный. Те, кому посчастливилось сесть, спали, запрокинув голову или, наоборот, согнувшись в три погибели, клевали носом. Стоящие пассажиры хмуро пялились в телефоны, хотя некоторые тоже закрыли глаза и мерно покачивались в такт движению поезда. Прямо зомби-утро какое-то. Я посмотрел на руки: да нет, вроде не сон.

После метро я зашёл в цветочный. Наконец-то понял, зачем они работают круглосуточно. Даже в начале восьмого может понадобиться букетик.

— Да вы прямо сияете, молодой человек! — расплылась в улыбке полная девушка-консультант. — Неужели любовь?

— Она самая, — ответил я. Не рассказывать же ей про светимость.

— Розы, лилии, герберы? Что ваша избранница предпочитает? — поинтересовалась девушка.

— Нет-нет-нет! Только не букеты. Срезанные не переносит. Мне нужно орхидею. И какую-нибудь редкую, чтобы у нас не было. Покажите, а я постараюсь припомнить.

Девушка задумалась и поманила меня за собой к полкам:

— Вот!

Я посмотрел на толстые зеленые листья и узкие, чуть вытянутые цветочки. Да, такой у Катьки вроде не было: у всех цветки огромные и на ветке кучей. Но эта уж больно невзрачная.

— А поцветастее нет? — спросил я. — Моя девушка вон такие любит.

Я показал на соседнюю полку, на которой всеми цветами радуги буквально колосились орхидеи.

— А! — махнула рукой девушка. — Это же фаленопсисы, они у всех есть. И тут шанс, что купите такой же, очень большой. А это, — она снова указала невзрачную зеленушку, — ванильная орхидея. Вы понюхайте!

Я склонился к цветкам. Действительно, пахло ванилью.

— Ваши орхидеи пахли?

— Ну, я не нюхал, но Катька, то есть девушка моя, говорила, что они не пахнут. Не должны.

— Ну вот! Что я говорила? Значит, такой точно нет!

На кассе я понял, что орхидея действительно редкая: стоила зеленая невзрачина прилично. А всё, наверное, из-за карамельного запаха.

Девушка поставила растение в плотный бумажный пакет с ручками, теперь оттуда торчал лишь один желтый цветок, и пожелала удачи.

До своей серой панельки я дошёл почти вприпрыжку за десять минут. Но стены родного дома не обрадовали. После пафосного района, в котором жил отец, здесь всё казалось убогим и неухоженным. Домофон противно запищал, и на улицу выскочила девушка в кожанке. Сутулая, с испитым лицом, она, куда-то спеша, почти пробежала мимо. В этом районе таких много, людей, перемолотых жизнью или своими же демонами, — кто возьмётся судить. В их глазах есть что-то звериное, недоброе. При встрече с такими я всегда радовался, что их проблемы мне чужды, но сейчас подумал, что в глазах отца и тех, с кем он общается, ведёт бизнес, люди моего социального уровня, наверное, кажутся такой же низкой ступенью. Достойными разве что сожаления. Вот такой взгляд со стороны получается.

Я вошёл в подъезд и поморщился от затхлого запаха старого тряпья и ещё чего-то. Почти как у Коляна. Неужели здесь так было всегда? Сверху зашумел лифт, хотя я не успел вызвать его. Двери открылись.

Поповкин! Мать его, и что ему, пенсионеру, не спится в такой час?!

— Здравствуйте, молодой человек, здравствуйте, — по широкому лицу расползлась трещина улыбки. Её нельзя было назвать радостной, а вот злорадной — вполне. Я молча обошёл соседа, не спуская с него глаз, и стал подниматься наверх по ступенькам. Какой-то там восьмой этаж для меня вообще не проблема. А вот этот старый валенок уже не осилит.

— Вы не переживайте, всё будет хорошо! — крикнул мне вдогонку Поповкин, отвернулся и не торопясь направился к выходу. Фиг разберёт, что в голове у этих шизофреников.

Я буквально взлетел по ступенькам до двери своей квартиры и провернул ключ: два оборота, Катька всегда так закрывает. Должна быть дома. На часах ещё и восьми нет.

Уже в коридоре я почувствовал неладное. Квартира встретила меня молчанием и пустотой. Что не так? Я огляделся: этажерка для обуви, которую почти всю занимали Катькины туфли — пуста. Пальто на вешалке тоже нет. Не разуваясь, побежал в комнату: так и есть! Диван сложен и застелен покрывалом, Катьки нет, и как-то непривычно светло. Подоконник! Пустой подоконник! Она забрала все свои орхидеи и диван сложила. Действительно, если мне спать одному, зачем теперь раскладывать.

Некоторое время я смотрел через стекло на серое небо и раздолбанные многоэтажки, утопавшие в зелени. Потом пошёл на кухню: там, придавленный магнитами к холодильнику, висел портрет Фиолетового. Только волосы почему-то чёрные и короткие. А так Катька уловила всё верно: и фриковатый кожаный прикид, и руки с огромным когтями, раздирающие пространство, и хищное выражение лица. Но не может ведь она и вправду нарисовать Фиолетового? Неужели приснился после моих рассказов? Я снял листок с холодильника. На обратной стороне обнаружилась прощальная записка.

Катька так и не определилась, изменяю я ей или у меня проблемы с наркотиками, поэтому смешала всё в кучу, закончив тем, что я конченый эгоист и трус, убежавший вместо ответа к отцу.

Вот спасибо!

Я скомкал листок, потом развернул и снова посмотрел на Фиолетового. И тут до меня дошло. Так это она мой портрет нарисовала! Только краску для глаз совсем уж ядрёную подобрала. Ну, тогда всё очень плохо. Снова скомкал рисунок и открыл дверцу под мойкой, чтобы выкинуть. На дне пустого мусорного ведра что-то блеснуло. Я наклонился, чтобы рассмотреть поближе: на дне лежал блистер с двумя ярко-зелёными линзами. Не распакованные. Выкинула. Это хуже, чем рисунок. Это вообще конец. Ситуация безнадёжна.