Читать книгу - "Хозяин Проливов - Ольга Игоревна Елисеева"

Размышлять было некогда, Левкон бросился на дикарей, очень надеясь, что они плохо вооружены. Того, что держал Колоксай за ноги, он уложил сразу, всадив ему акинак в спину. Двое других вскинулись было на нападавшего, но получили соответственно в челюсть и под дых. Почувствовав, что ее больше не держат, Арета сама стряхнула четвертого и, не вставая, прямо с земли резко ударила его ступнями в живот. А потом, вскочив, пришла на помощь спутнику. Тот уже вытащил акинак из тела убитого, чтоб тут же воткнуть его в горло другому дикарю. Последний из нападавших на Колоксай лесных людей заметался, но меотянка догнала его и, вцепившись в овечью шкуру, рывком бросила прямо на освободившийся меч Левкона.

Оба, не сговариваясь, повернулись к насильнику, который лежал, не подавая признаков жизни. По его голому животу расплылся колоссальный кровоподтек. Правильно ударив, Арета разорвала ему кишки, даже не повредив кожу.

— Он мертв, — сказал Левкон. — Идем. — Гиппарх сам не понял, почему у него вышел такой суровый голос. Точно спутница была чем-то виновата перед ним.

Меотянка посмотрела на него чуть ли не с презрением и быстро, не оборачиваясь, зашагала к ручью. Там она поспешно вошла в воду и, не обращая на спутника никакого внимания, с отвращением выполоскала себя, едва не вывернувшись наизнанку. Левкон думал, что ему придется успокаивать ее. Но Колоксай, выйдя на берег, только зло сверкнула сухими глазами и, не говоря ни слова, начала собираться.

Обед, ужин, ночь — все было безнадежно испорчено. Спутники молча прошагали второю половину дня, нашли новый источник — благо их теперь попадалось немало, — засветло разделали кролика, зажарили его на палке, как на вертеле, и съели. Давясь. Без всякого аппетита. Словно перед этим не голодали несколько дней.

Сумерки в лесу быстро превратились в непроглядную тьму. Колоксай легла сразу, не сказав ни слова, и лежала тихо, стараясь не дышать. Левкон не слышал, плачет она или нет. Он чувствовал, что должен что-то сделать, и не знал что. В его голове теснились другие мысли: эти существа в лесу, кто они? Углежоги или разбойники, о которых говорила Арета? Их исчезновения хватятся? Будут искать убийц?

Всю ночь гиппарх ворочался с боку на бог, надеясь не проспать нападения невидимых врагов. Под утро он всего на минуту закрыл глаза, а когда открыл, Колоксай рядом уже не было.

Она ушла, забрав с собой лук и кинжал. Акинак и мех с водой оставила ему. Трава, примятая ее следами, уже успела распрямиться и была покрыта капельками росы. Значит, девушка исчезла еще до рассвета.

Левкон обругал себя последними словами. Он должен был это предвидеть. Арета — живой человек. Нельзя было молчать! Гиппарх зло засадил кулаком по пню, у которого лежал, и из деревяшки россыпью хлынули муравьи. Левкон поспешно скатал плащ, закинул за спину мех с водой и застыл в нерешительности, не зная, какое направление выбрать. Рассуждая здраво, надо было идти на юг, и Арета, если хотела спуститься с холмов, должна была двигаться именно туда. Рано или поздно, при благоприятных обстоятельствах, они встретятся… наверное.

Левкон сориентировался по солнцу и тронулся в сторону предполагаемого юга. Его не покидала надежда обнаружить хоть какие-нибудь следы Ареты. Он не ошибся, через час ходьбы ему попался длинный рыжий волос, зацепившийся за веточку орешника. Это обнадежило гиппарха. Но еще через час он наткнулся на циклопическую кладку камней, преграждавшую путь через овраг, и с ужасом осознал, что стоит не на звериной тропе, а на дороге, протоптанной человеческими ногами.

Кто-то жил в этих местах, строил здесь укрепления. Возможно, сородичи тех косматых дикарей, которых они с Аретой уложили вчера у ручья. Удалось ей проскользнуть здесь незаметно? Или она до сих пор не знает, как близко чужаки? Только сейчас гиппарх понял, как беспокоится за спутницу. У нее нет совести! Куда она поперла одна?

Перелезать через таврскую стенку Левкон не стал — по ту сторону была их земля, и Арета, если находилась в своем уме, тоже не решилась бы туда соваться. Гиппарх пошел вдоль оврага и очень скоро услышал шум воды. Еще через минуту — голоса. Спрятавшись за кустами, путник подобрался поближе и увидел несколько женщин. Одни стирали белье, пристроившись на камнях. Другие брали воду чуть выше по течению. Это были темнокожие тавриянки в черных глухих платьях, увешанных серебряными бусами. Их костистые физиономии с крючковатыми носами казались угрюмыми, даже серыми. Левкон неплохо понимал по-таврски. Женщины изо всей силы колотили белье о камни и оживленно судачили на счет «белой ашак», которую наконец поймали, чтобы продолжить стену.

Поначалу гиппарх их не совсем понял. «Ашак» — свинья, и выходило, что им нужна была белая хрюшка, чтоб замуровать ее в каменную кладку. Без жертвы стенка стоять не будет: кто ее станет стеречь? Но зачем ловить свинью? Пойдите к стаду и возьмите. По словам же тавриянок выходило, что они едва ли не год мыкались. Даже работу остановили. Гиппарх напрягся, пытаясь понять смысл разговора. Пару раз женщины обронили вместо «белая» «рыжая», а потом и вовсе стали, хохоча, обсуждать, кому бы могла понравиться «рыжая ашак», у которой кожа бледная, как у покойницы.

Левкон похолодел. Слишком похожие разговоры он слышал у шатра Ясины, и относились они к Арете. Когда же две прачки, поднимая на плечи плетенки с бельем, сказали, что жертву охотники поймали при переправе через ручей, где она зацепилась тетивой за ветку у берега, гиппарху все стало ясно. Эти идиоты помешаны на своих стенках! Громоздят камни кое-как и думают, что мертвец в основании кладки спасет их постройку от падения.

Левкон осторожно попятился, вылез из кустов и, подождав, пока женщины скрылись из глаз, пошел вслед за ними чуть выше по тропе. Он хотел найти поселок тавров и посмотреть, можно ли помочь Арете. Вряд ли ему это удастся. Но сейчас гиппарх даже не пускался в рассуждения. Она вытащила его от скифов… Он должен… Хотя бы для очистки совести…

Тропинка вилась сначала мимо брошенной каменоломни, потом раздваивалась. Справа она карабкалась на склон к поселку, слева уводила под скат к кладбищу в тени ореховых кустов. Услышав впереди стук ослиных копыт, голоса и бульканье воды в больших глиняных сосудах, Левкон резко свернул налево и углубился в орешник. Свет, проникая сквозь сплошной шатер листвы, казался желто-зеленым. У ног гиппарха то и дело попадались известняковые надгробья, похожие на крошечные домики с двускатными крышами. Около многих лежали подношения — раскрошенные яйца, сыр, стояли чашки с куриной кровью. Казалось, здесь живет неумолимый маленький народец, который ест, пьет и пакостит, вмешиваясь в дела живых.

Левкон кружил среди могил, пока впереди не замаячил новый подъем холма, и, задрав голову, гиппарх понял, что подошел к поселку, но не в лоб, а с тылу. Об этом свидетельствовала глухая полуразвалившаяся стена из почерневших камней. Левкон возблагодарил богов за пустынность этого места и полез наверх. Судя по хрюканью, за стеной был хлев. Оседлав гребень, Левкон понял, что не ошибся. Дом, примыкавший к ограде, имел несколько тесных дворов с загонами для скота. Пятнистые свиньи расхаживали, недовольно хрюкая и требуя корма. Хозяева не отзывались на эти возмущенные звуки. Возможно, их не было дома.