Читать книгу - "Кукловод судьбы - Светлана Волкова"

Тогда маркиз принял решение: поступить в Академию и самому овладеть искусством, которое поможет вернуть жену к жизни. Кэрдан предупредил, что некромантия входит в академическую программу лишь обзорным курсом. И программа слишком загружена, чтобы у студента оставалось время на дополнительные занятия. Долана это не остановило. «Как ни занят студент, у него непременно хватает времени на легкомысленные забавы, – сказал он. – А я уже стар для этих забав. То время, что молодые и ветреные находят для развлечения, я найду для воскрешения жены».

Кэрдан принял его в Академию. Тело маркизы по его распоряжению поместили в Распет, в зачарованный чулан, неподвластный времени. После прелиминариев Кэрдан снабдил Долана талмудами по основам некромантии. Он обещал, что определит маркиза в ученики к некроманту, как только тот достигнет старших курсов. Тронутый нежданным участием всемогущего временщика, Долан принес Кэрдану присягу не вассальной, а личной верности.

Придворного Мага весьма и весьма устраивал такой расклад. Несмотря на возраст, Долан неизменно числился в лидерах академической успеваемости. А силе его могли позавидовать многие преподаватели. К тому же, поскольку в штате Академии не было некромантов, инициатива Долана могла пригодиться Придворному Магу. Пускай до сих пор Академия прекрасно обходилась без некромантии: все, чем полезны мертвые, так или иначе можно извлечь из живых. Но Кэрдан не был бы Кэрданом, если бы упустил возможность взять под контроль единственное течение в магии, пока недоступное ему – пусть даже недоступное по ненадобности.

Теперь лорд Долан непринужденно работал рука об руку со студентами, отличными от него по возрасту и происхождению. С сыном кожевенника он не просто «хранил пристойный тон», а разговаривал с искренним уважением, на равных. Он не делал различий между сокурсниками – ни в происхождении, ни в богатстве, ни даже в успеваемости. Не столько за усердие в учебе, сколько за достойное отношение ко всем, он заслужил уважение и пост старосты.

Для маркиза Долана юный Эберет был человеком, которому хватило самостоятельности сделать выбор, расходящийся с общими чаяниями, и смелости – чтобы отстаивать свой выбор перед могущественными людьми. Как поступил некогда сам маркиз.

– Твердость вашего взгляда означает, что вы тщательно взвесили свое решение, – сказал Артан Эберету. – Тем не менее я даю вам еще сутки. Если завтра в этот же час вы подтвердите свое намерение, я направлю вас в Оклас или Грашат. Если пожелаете присоединиться к вашим товарищам – ворота Распета открыты для вас.

Юноша низко склонился перед наставником.

– Буду счастлив засвидетельствовать милорду свое почтение. Но решение мое останется неизменным.

Эберет бросил прощальный взгляд на леди Беделин – та уткнулась в пол, пытаясь хоть немного очистить ауру от желтизны – и вышел.

* * *

Синее одеяние богини ниспадало волнами с плеч и струилось по земле, превращаясь в речное русло. По лицу скатывалась крупная слеза. Богиня протягивала руки вслед мужчине; тот уходил прочь, сгорбившись и понурив голову. Его синий плащ тоже превращался в русло реки. У края гобелена два русла сливались. На заднем плане возвышалась огромная гора. Заснеженная вершина была лицом седовласого старца. Густые брови сердито сходились на переносице. Суровый, непреклонный взгляд источал гнев и укор.

Эдера выткала рыбу над кромкой воды, лес и хижины вдоль берега. Теперь надо расшить коричневыми нитками рыбацкое поселение на берегу – самый сложный участок работы. Фигуры и лица богов удались неплохо, потому что были крупными и выразительными. А человечьи домишки – мелкие и невзрачные. Но выткать их надо так, чтобы глаз не отвести… Искусство есть искусство!

Эдера снова пребывала в вынужденном заточении. Окно не выпускало ее, дверь исчезла и появлялась только чтобы впустить Пакоту с едой. На этот раз она запретила себе злиться и дуться – просто вспомнила монастырские уроки рукоделия. Пакота беспрекословно приносила ей все инструменты и материалы, которые она требовала. Видимо, месть Кэрдана не подразумевала пытку бездельем.

Девушка так увлеклась, что не слышала ни шагов, ни скрипа двери. Потянуло легким сквозняком, и только тогда она ощутила его присутствие. Он переступил порог ее спальни. Эдера не подняла головы, не выпустила из рук нити. Он подошел к ней, взял в руки край ткани, расправил перед собой, всмотрелся в узор.

– Да это Атрос, Бог-Гора! А речные боги, следовательно, Атр и Атре… Ты изображаешь момент, когда он разводит их русла?

Эдера молча кивнула, не зная, чего от него ждать. Кэрдан опустился на пол, растянул гобелен на коленях девушки, будто невзначай провел по ее бедру и начал напевно декламировать:

«На заре времен Атрос, бог-гора, породил близнецов Атра и Атре. И были Атр и Атре прекраснее и милостивее всех богов. Воды их полнились рыбой и сладкой водорослью, поля в долине родили щедро, пока брат и сестра резвились и блаженствовали на крутых и отлогих склонах отца своего Атроса, наполняя радостью могучего и сурового породителя своего».

«Но вот пришло время близнецам искать брачную пару, и увидела Атре, что нет среди богов никого прекраснее и желаннее ей, чем брат ее Атр. И ни одну богиню не желал Атр, кроме сестры своей Атре. И пошли близнецы навстречу друг другу, и соединились в преступном союзе, поправ предвечный закон жизни на земле. Проведал бог Атрос о преступлении детей своих, и в праведном гневе решил погубить их. Пали в ноги ему порочные, но милостивые к людям близнецы, и взмолились: «Могучий и суровый породитель наш, высочайший из небожителей Атрос! Облака подпираешь ты седовласою главою, обильны рудой и златом твои недра, широки и полноводны реки, проистекающие с крутых и отлогих склонов твоих! Нет прощения отцовского нам, заслужили мы, Атр и Атре, скверным соитием своим твою кару неотвратимую! Не о себе молим, но о детях наших, Атреидах! Если погубишь нас велением могучей длани своей, в чьих водах им ловить рыбу? Чьи воды оросят поля их, напоят скот? Где совершать им омовения, какие боги согласятся очищать их от грехов и преступлений? Сжалься, Великий Милосердец, не губи человечье племя, в грехе нашем неповинное! Не обрекай их погрязнуть в скотстве, страдать от голода и скверны!»

«Погрузился в раздумье Атрос. Если вымрет род Атреидов без полноводных богов своих, явится в долину чужое племя, под защитой чужого бога, доберется до его склонов, проникнет в недра, опустошит их без благодарственных молитв, не блюдя чистоты. И осквернятся недра Атроса, высочайшего из небожителей, придется ему покарать детей враждебного божества, и схватиться с чужим богом. Тогда разруха и опустошение пройдут по всей земле, стенать и гибнуть будет все живое. Мудр был Атрос. Не хотелось ему губить жизнь, ибо прекрасными казались ему цветы, деревья, птицы, звери и даже человечьи народы, населявшие долины Гевазии. Не стал он осушать русла детей своих, но развел их в разные стороны, чтобы не искушали Атр и Атре друг друга своей красотой. «А дабы не исхитрились вы обойти мою волю, препоручаю воды Атра старшему брату его, сыну моему Ларгу, а твои воды, неразумная дочь моя Атре, строгой и целомудренной сестре твоей Патрене. Пусть Ларг и Патрена блюдут честь преступных близнецов и омоют скверну их. Да вольются русла детей моих в их берега и пребудет так, пока стою я на этой земле, подпирая вершиной облака. А дабы преступление ваше не осталось без кары, наложу ее на Глаха, младшего из детей своих. Пустынны долины вдоль его русла, некому оплакивать его, некому будет разбредаться по земле, скитаться в поисках жилищ и алтарей. Да пребудет так!»