Читать книгу - "Дорога камней - Антон Карелин"

Перон просмотрел документы тщательно, мясистым большим пальцем нежно оглаживая уголки, отыскивая выпуклую рельефную окантовку, тройной узор из шести тончайших стальных полосок с травлением, вплавленных в бумагу искусством мастеров-печатников Империи.

Даниэль знал, что подделать печатную работу такого качества вне печатного двора Беломраморного Дворца невозможно практически. Лишь с помощью иллюзорной, креативной или изменяющей вещество магии можно было сделать такое. Но доступна она была далеко не каждому магу, да и слабый след воздействия оставался в предмете надолго. Кроме того, опытный глаз вполне мог различить иллюзию не слишком искусную, а против наложенной мастером, как и вообще на определение всякой магии у старшего таможенного наверняка был хороший проверяющий амулет.

Ничего не запищало, не загудело; не мигнул нагрудный камень в золотой оправе, не засветилось одно из многочисленных перстней и колец. Лицо толстяка осталось бес- пристрастно-отсутствующим. Н и каким.

— Возвышенный господин, — опуская бумаги в кожаных оправах на колени, поднимая выпуклый блин лица с выкаченными, блестящими белками глаз, старательно, спокойно и в то же время невыразимо-насмешливо произнёс Перон, — документы ваши подлинные. Сомнений в этом нет.

— Что дальше? — безмятежно спросил Даниэль, лицо которого не менялось.

— Это, мой эрл, — таможенный усмехнулся уже явно, — будет зависеть от вашего желания... помочь нам.

— Я весь во внимании. Говорите.

— Ах, сударь, вы же понимаете, — улыбка, похоже, вознамерилась не покидать его лица, плавая в нем, клейкими уголками задевая то один лениво изгибающийся мускул, то другой, — не всякие речи можно вести прямо и вслух. Не всяким должно слышать то, что иной раз так хочется сказать.

Даниэль улыбнулся. Вот так разговаривать он умел.

— Извольте, почтённый Хальдо Пьетро, выражаться метафорой. Скажите иносказательно. Возможно, я сумею понять. В любом случае надо же как-то начинать, — или нам придётся ужинать поутру.

— Ну что же, — вздохнув, будто с сожалением о разговоре лёгком и необязательном, ныне переходящем в требующий повышенного внимания деловой, кивнул Перон, — используем богатство двусмысленной устной речи. Великая, надо сказать сила — глубокое знание родного языка... Воспользуемся допущением. И тем ассортиментом, что оно нам даёт.

Даниэль молчал.

— Допустим, что мы с вами возжелали обсудить литературу. Чего вы так смотрите, лейтенант? Не в силах оценить влияния поэзии на прозаическую жизнь? Э?.. Линус, о чем пишут наши драматурги?

— Что ныне в Гаральде неспокойно, сэр, — кивнув, ответил тот, все так же стоящий на лестнице.

— О да, — с чувством согласился толстяк, разминая хрустящие пальцы, от звука которых Даниэль едва не поёжился, — неспокойно тут в последнее время, о да... Но что же тому причиной, Линус? О чем пишут Матильда Барао или виконт де Пейрак?

Младший таможенный аккуратно и вежливо прокашлялся, спустился с лестницы и уселся рядом с Пероном на диван.

— В пьесах, — выделил он выразительно и поучающе, — описывается гипотетический разрастающийся конфликт всей центральной и северной части гипотетического, хм, материка. Без названия, ваше благородие. — Он помедлил. Снова кашлянул. — Плохо у них там. Политический беспорядок, знаете ли. Порождающий беспорядки весьма иные. Очень художественно выписано. Все вокруг клубятся в панике, делают глупости. Кое-кто, впрочем, пытается воспользоваться ситуацией и провернуть прибыльные дела. Вот, например, в пьесе Инно Уриеллаха рассказывается о том, как на один из перевалов прибыл человек из Империи, несущий с собой полную сумку денег («Премудрый, — ошеломлённо подумал Даниэль, — эти, что ли, мне тоже во сне лазили в карман?»).

— Полную сумку? — фальшиво удивился де Рео, желая, видимо, поучаствовать в утончённом спектакле на равных с его постановщиками. — Да что вы говорите!

Толстый лишь пожал плечами да лаконично вопросил:

— И что?

— А то, что деньги эти предназначены были для финансирования террористических операций на территории Княжества с целью не допустить ассимиляции упущенных имперским командованием войск и соответственно дальнейшего развития упомянутого княжества в целом. Пьеса, так сказать, детективно-политическая.

— Хм... — озадачился старший таможенный. Затем поднял на Линуса глаза.

— А как, — кротко спросил он, — называется пьеса... и все-таки, что се за жанр?

— «Закопанный заживо», батюшка, — с готовностью ответил младший, с заметным удовольствием модулируя свой выразительный баритон. — Трагедия.

— Закопали, ясное дело, имперца? — уточнил Алессандро, искоса на Даниэля глядя. А затем добавил с пониманием дела: — Впрочем, автор наверняка был неправ. За такие дела мерзавца следовало продрать сталью до костей, снять кожу и выдавить глаза. Потихоньку. Ведь правда, ваше превосходительство?

Его превосходительство нахмурился и надул щеки. Взглянув на Алессандро осуждающе, он ответил уверенно, продолжая держаться столь же смиренно и кротко:

— Не могли, сударь мой, таможенники с ним так поступить. Они, все ж таки закон собой олицетворяют. — Он вздохнул. — Неприступный закон.

Глаза Даниэля, когда он чуть повернул лицо, сверкнули сильнее обычного. По идее, он уже должен был вскочить, вызвать на дуэль де Рео, а таможеннику отвесить либо презрительный ответ, либо перчатку в лицо, либо смачный плевок, а затем, не колеблясь, покинуть комнату. Но что- то удерживало его. И совсем не только обещание содрать кожу и выдавить глаза.

— А может, — сказал он, прищурившись, — это вовсе не таможенники были? Бандиты переодетые, сами другого княжества или какой-нибудь Империи агенты? Либо просто преступные подельники, вознамерившиеся у Имперского посланника сумку с деньгами отобрать? А?..

— Ну-у, — почти не удивившись, возразил Витт, бросая исподлобья чуть озадаченный взгляд, — документы и права у них по крайней мере были в порядке; командующий здешним гарнизоном в этом уверился, а при наших с ним отношениях уж кому, как не ему чего-нибудь подозрительного хотелось бы весьма и весьма.

— Кроме того, — бросил де Рео насмешливо и холодно, — известность и репутация его превосходительства в бумагах не нуждается.

— И что же у ваших драматургов получается? — не успокоился Даниэль, продолжая гнуть своё. — Документы приезжего в порядке, он в своих правах, а таможенники, представители, так сказать, закона, решили к нему применить методы известные, тем самым всякие законы поправ? И что, как там дальше в пьесе, наказали их за это? Восторжествовала хвалёная справедливость?.. А?

Де Рео неожиданно фыркнул, как кот, хотя в гримасе Ферэлли привиделась известная доля злости. Линус Витт молчал.

— Думаю, — спокойно ответил его превосходительство, сложив тяжёлые руки на животе, — пьеса сия потому трагедией и называется, что торжествуют в ней злоба и невежество. Подозрения и желание сделать своё дело настолько затмили преступным граничным очи, что невинный человек за то поплатился весьма. Так что мало не покажется. Необратимо, я бы сказал. Впрочем, — медленно добавил он, выделяя каждое слово, — даже если впоследствии деяния их обнаружили, а самих примерно наказали с усердием, в чем я лично сомневаюсь... покойнику было уже все равно. Вы не находите, мой эрл?