Читать книгу - "Во славу короля! - Галина Гончарова"

Лиля прищурилась, хорошо, что супруг не видел ее взгляда в темноте.

– Это хороший договор. Я рада.

– Он просил показать ему что-нибудь еще, или сделать. Я согласился… у нас Ирэна, Марта и Рута едут в каретах просто так. Пусть пару дней поработают?

Лиля согласно кивнула.

– Я покажу, что можно сделать, а они справятся. Просто непривычно.

– Но очень красиво. А где ты этому научилась?

– Это ведь несложно. Ты сам видел, я ничего не изобретаю. Я просто…

– Придаешь старым вещам новую форму.

– И мой отец так же поступает. Только корабли – это да, это нечто, а вот игрушки и побрякушки – бабское? Так ведь и я не мужчина.

– И это – замечательно! – подвел итог граф Иртон, поближе притягивая к себе супругу.

Определенно, завтра надо найти время и помолиться вместе. К примеру.

Следующие три дня для Лили прошли под знаком меха.

Купец не захотел показаться неблагодарным и отдарился шкурками соболя. Лиля уже прикинула, что из них сошьет. Надо будет малахит прикупить на отделку, темный мех прекрасно будет смотреться с зелеными бусинами.

Только зверей жалко.

С другой стороны, как быть?

Здесь нет экоматериалов, нет искусственного меха, а одежду из овчины носят только простолюдины. Ее просто не поймут, сшей она себе дубленку.

Придется соответствовать.

Что ж, если ты в Риме – веди себя, как римлянин. И не будет она отделывать плащ.

Местный народ поближе познакомится с фасоном «автоледи». Капюшон, рукава до локтя, из рукавов перчатки, отделанные тем же мехом, что и шубка, сама шуба короткая, чуть ниже талии. Дома девушка никогда не носила ничего подобного. Машины не было, а без машины это не шуба, а набор болячек.

Суставы – раз.

Голова – два. Отит, менингит, полный набор.

А уж попа-то и подавно под третьим номером! Это здесь на ней шесть юбок и панталоны внизу, при всем желании не отмерзнешь. А как называются те балбески, которые цепляют на себя «автоледи», мини-юбку, каблуки и топают в общественный транспорт при минус десяти – двадцати по Цельсию?

Лиля точно знала.

Самоубийцы. Номинанты на премию Дарвина.

А здесь можно и так.

Теплые юбки, карета… будем носить. Опять же, зверям повезет. Сколько шкур надо на плащ, а сколько на «автоледи»? Уж всяко меньше.

Шеймус Фирс был счастлив.

Он сортировал украшения к мехам. Можно ведь продавать просто шкуры, а можно будущие наряды, да какие!

Цветы из меха, эгреты, браслеты, воротники… фантазия тут безгранична, главное, чтобы руки росли из нужного места. И почему он раньше не додумался? Все так просто, все на виду! А поди ж ты!

День, второй и вот на горизонте показался Лим.

Уэльстер, Кардин, королевский дворец.

– Спасибо, солнышко.

Мария расцвела от похвалы и ответила Милии улыбкой.

Пока готовили приданое, принцесса и ее мачеха сильно сблизились.

Милии всегда хотелось дочку. А Марии всегда хотелось добрую и заботливую маму.

Два интереса совпали.

Милия возилась с девочкой, наряжала ее, словно куклу, рассказывала, на что обратить внимание, учила жизни, ну и просто хвалила и благодарила. Тискала, целовала и гладила по волосам.

Смешно звучит?

Но ласка необходима детям. Без нее они просто умирают.

Мария в ответ хвостиком ходила за королевой, и с радостью возилась с младшими братьями. Какие же они были замечательные! Старший сын Гардвейга, Эдуард, был милым и тихим мальчиком, которому нравилось учиться.

А младший, Корин, напротив, был мелкой шкодой и врединой. Почти трех лет от роду, он обожал всюду ползать, лазить, терялся и находился по шесть раз на дню.

Даже не сомневайтесь.

Если откуда-то несется лязг, дребезг и визг – его высочество обязательно там окажется. И не просто так, а причиной суматохи.

И это при том, что стерегли его и днем и ночью! Но ведь умудрялся как-то!

Пока в успехи можно было записать разобранные на части доспехи (мальчишку чудом не убило), сломанное кресло-качалку (трехлетний ребенок – неудержимая сила, которая способна сломать что угодно) и укушенную собаку одной из фрейлин. А чего она (собака) тут зубы показывала? У ребенка они тоже есть!

Собака пережила такой тяжкий шок, что фрейлина ее больше с собой не брала. Псина начинала писаться еще на подходе к дворцу, и дама ее прекрасно понимала.

Бойтесь активных детей!

К сожалению, выбора придворным дамам никто не предоставлял. Но Мария легко нашла общий язык с мальчиками, и искренне жалела, что надо будет уезжать.

А придется.

Приданое, сервизы, ткани, платья, драгоценности, золото, главное – земли. Разговоры целый день крутились вокруг важной темы. Марии иногда хотелось просто закричать.

Взвыть и удрать куда подальше!

Забиться в темноту, спрятаться и чтобы ее никто не нашел!

Как-то всего этого было слишком много, после тихого старого замка. Вот и сегодня она поступила точно так же. Удрала от фрейлин в одну из башен, чуть не на самый верх, забилась в какую-то комнату из необитаемых, причем не на виду, а на подоконник, за шторы, чтобы никто не увидел и не позвал обратно, и затихла. Пять минут спокойствия.

Марии было тяжело.

Раньше у нее были только сестры, но Анелия младшую откровенно не любила, а остальные малявки… Гардвейг уничтожил им все возможности стать сестрами. Живя в нищете можно либо сплотиться и стоять потом плечом к плечу против всего мира, либо разругаться напрочь и стать закоренелым эгоистом. Вот второе у девочек и получилось.

Жаль, конечно, но исправить уже ничего не удастся. Поздно, непоправимо поздно.

Скоро придется идти обратно. Альдон Петерс собирался приехать, напутствовать ее перед свадьбой. Это необходимость. Но вот эти минуты – ее.

И тишина, и синее небо за окном, и запах пыли и камня, запах… духов?

Сначала Мария ощутила запах.

Потом услышала шаги. Задумалась, да и ходил человек практически бесшумно. Гардвейга безумно раздражал топот сапог, особенно если уснуть удавалось, и все его слуги в результате стали носить меховые чуни.

Мягкая обувь, мягкая подошва, как кошка – и не услышишь.

Но…?

Мария выглянула в щелочку.

В комнату вошел мужчина в одежде дворцового слуги. В руке он нес явно тяжелый сверток.

Мужчина подошел к стене, потянул вниз один из подсвечников, и часть деревянной облицовки отошла в сторону. Он зашел внутрь, через минуту вышел уже без свертка, и покинул комнату.