Читать книгу - "Сладкое зло - Венди Хаггинс"

Мое сознание провалилось во мрак.

Какого черта тут происходит? Я задыхалась и натянула одеяло до подбородка.

И тут возникло новое видение: испуганные собаки, затравленные палками до бешеной агрессии, брошены вместе, чтобы разорвать клыками друг друга под овации, бурные крики, тыканье пальцами и смех толпы.

Стойте! Это не смешно! Я чувствовала, как подкатывает тошнота при виде паники в глазах животных и человеческой жажды насилия.

Я продолжала ловить ртом воздух, не в силах наполнить легкие.

А вот мальчик, не старше меня, в каком-то подвале или погребе, привязывает веревку к балке, а другой конец с петлей набрасывает себе на шею.

Я замотала головой, пытаясь отогнать его разрушительные эмоции: разочарование в себе и одиночество, которые тянулись ко мне черными удушающими пальцами.

Я протянула ему руку. Позволь мне помочь тебе, взмолилась я. Ты не один.

Но его глаза были пустыми, и он позволил себе упасть.

Нет! Я закричала, а тело его корчилось и раскачивалось. Он исчез в тумане мыслей…

Девушка резала нежную кожу своего запястья лезвием бритвы все глубже и глубже… потому что она ненавидела свою жизнь и хотела затмить боль своего несчастного существования болью, которую она сама для себя выбрала.

Хрупкая пожилая женщина, ограбленная и изнасилованная, оставлена истекать кровью на полу собственного дома без единой надежды, что кто-то из ее очень занятых детей позвонит или придет, чтобы поинтересоваться, как у нее дела.

Видения, одно ужаснее другого, калейдоскопом сменяли друг друга.

Эмоции были настолько тяжелыми, что, казалось, я вот-вот могу задохнуться. Я трясла головой из стороны в сторону вновь и вновь, отчаянно умоляя все прекратиться.

Кто-нибудь помогите им! Видения мелькали все быстрее и быстрее, становясь все ярче и отчетливее.

Маленькая девочка притворялась, что спит, пока тень мужчины склонялась над ее кроватью…

Мальчишка подросткового возраста лежал в грязи своей собственной рвоты…

Безоружное племя — семьи с маленькими детьми — на коленях, изрублено тусклыми мачете, пока они молили о пощаде…

Мать с обезумевшими глазами смотрит вниз на своего краснолицего от плача малыша и опускает его в наполненную водой ванну, и держит его так до тех пор, пока тот не захлебнется… Ее омертвевшие глаза никогда не отрывались от малыша.

— Нет! Нет! — я вцепилась в свои волосы, которые уже промокли от слез и пота.

Вот пять мужчин стоят над кем-то, лежащим на земле, пиная свою жертву, переполненные необоснованной ненавистью и злобой. Их жертва менялась: он был черным; он был белым; он был мусульманином; он был евреем; он был голубым.

А пятеро мужчин все пинали и пинали, испуская ненависть на каждую жертву… И все потому, что боялись того, чего не могли понять и принять.

С финальным ударом по лицу жертвы все закончилось.

Это были те самые зверства, о которых я старалась не думать всю свою жизнь. Но от того, что я убегала от этого, жестокость не прекращала свое существование.

Я больше не могла просто лежать и терпеть невыносимые издевательства. Мне нужно было двигаться.

В мою дверь кто-то сильно тарабанил, и дверная ручка лихорадочно дергалась.

— Анна? — звала Пэтти. — Что там у тебя происходит?! Сейчас же открой!

Открыв глаза, я попыталась сфокусировать взгляд и увидела их: в мерцающем тусклом свете кишели демоны.

Демоны.

Они поочередно подплывали ко мне и шептали, шептали… Духи были такими же большими, как и люди, но их лица, похожие на горгулий… и тяжелые черные крылья, которыми они хлестали один другого… это было ужасно.

У некоторых были рога, клыки и даже когти.

— Идем, следуй за нами в Ад, ты принадлежишь нам…

Я закричала, пятясь назад, пока не ударилась о спинку кровати.

— Анна! — Пэтти грохотала по двери, но я едва могла ее слышать. — Открой дверь!

Кровосмешение.

Киднеппинг.

Домогательство.

Серийный убийца, забавляющийся с умоляющей жертвой.

Демоны окружили меня, их было по меньшей мере десять, и все они гоготали и глумились.

— Что случилось, девочка? Испугалась монстров?

— Оставьте меня одну! — закричала я. — Убирайтесь из моей головы!

Они упивались моим страхом.

Я с грохотом соскочила с кровати. Упав на сумку с книгами и прижавшись спиной к стене, я расстегнула молнию и потянулась за деревянным ящичком.

— Скоро… очень скоро ты наконец-то окажешься в своем настоящем доме и вот тогда, мы действительно повеселимся с тобой…

Поднявшись на ноги, я онемевшими пальцами теребила застежку ящика, с грохотом упустив его на пол.

Упав на колени вслед за ним, я вытянула руку в сторону в бесполезной попытке защитить себя.

Демоны затуманили мою способность видеть ночью.

Я уперлась пятками в пол, крепко зажмурившись.

Пожалуйста, Господи, заставь их уйти!

Нечеловеческий вопль заполнил комнату, и я в ужасе распахнула глаза. Демонов затягивало, словно вакуумом, куда-то прочь через мое окно, пока они один за другим не покинули мою комнату.

Наступила неожиданная тишина. Единственным звуком в моей спальне были капли дождя, стучавшие об оконное стекло.

Позади меня послышался грохот, дверь распахнулась настежь, и Пэтти ворвалась в мою комнату.

Я ахнула при виде ее Ангела-хранителя. Теперь я могла его созерцать абсолютно отчетливо, начиная от черт лица и заканчивая крыльями. Он был статным, величественным и огромным, как солдат.

Осмотревшись вокруг, Ангел указал под мою кровать. Деревянный ящичек наполовину задвинулся под кровать. Должно быть, он знал, что находилось внутри.

Я стремительно подползла к ящику и, схватив его, прижала к груди.

— Что случилось, Анна? — воскликнула Пэтти, ее голос срывался в слезы.

В дрожащих руках моя приемная мать сжимала отвертку, с помощью которой она избавилась от дверной ручки.

— Теперь я могу видеть демонов, и они… пытались затравить меня кошмарами. — Это было нечто большее, чем просто кошмары! — Она присела на корточки рядом со мной и убрала упавшие волосы с моего влажного лица.

— Ты кричала так, словно на тебя напали.

— Просто отвратительные видения, — возразила я, и хотя это была правда, казалось, что на самом деле случилось нечто гораздо большее.

Меня до сих пор сотрясала дрожь. Прижав палец к губам, я покачала головой в знак того, что не могу рассказать ей всего. Кто-нибудь мог нас услышать.