Читать книгу - "Красные курганы - Валерий Елманов"

О том же, что он непременно начнет возмущаться изъятием у храмов и монастырей сел с людьми, а также выводом из-под церковной юрисдикции судебных дел, каковое сулило уже в самом ближайшем будущем огромное умаление церковных доходов, и говорить не стоило. Уж это обязательно произойдет, равно как и то, что вся княжеская десятина станет полностью уходить на собственные нужды церкви, а на образование и просвещение – постольку поскольку.

Словом, все зависло на волоске, если только не попытаться опередить это назначение. Как? Да очень просто – взять Константинополь и преподнести его на блюдечке с голубой каемочкой в дар никейскому императору в обмен на собственного патриарха.

Вот только брать город надлежало немедленно. Не зря же то, что Иоанн Дука Ватацис передал через гонца на словах, звучало одновременно и угрожающе и предупреждающе: «Торопись, князь, пока урожай еще не собран. Как известно, с полей его собирать гораздо удобнее, нежели из чужого овина».

Понимать это надлежало так, что времени Константину отпускалось всего ничего – до середины лета, не больше.

Все это рязанский князь и постарался изложить как можно доходчивее своему другу.

Слушал Вячеслав, вопреки обыкновению, очень внимательно, не пытаясь перебить и вклиниться в княжеское повествование со своими шутками и прибаутками, хотя по-прежнему всем своим видом выказывал несогласие.

– А чуть-чуть оттянуть с этим делом никак нельзя? – уточнил он, когда Константин закончил говорить.

– Очень рискованно. Мне наш митрополит, когда прикатил оттуда, толком ничего не рассказал, но с ним приехал грек Филидор, который прибился к нему еще в Константинополе. Ушлый парень. Вот он-то мне весь расклад и объяснил. Ситуация в их синоде сейчас непростая. Некоторые ратуют за унию с Римом, а это…

– Догадываюсь, – кивнул Вячеслав. – А почему Ватацис так уверен в том, что выберут именно Германа?

– Он – второе лицо после патриарха. Кого же еще-то, если не его? А кроме того, его поддерживает императрица Мария, а значит, император Феодор. Кстати, сам Герман за унию не так чтобы и сильно ратует, с радостью бы отказался, но вот доходы с Руси… Он же не дурак, чтобы в такое время от них добровольно отказываться.

– А император тут при чем? Патриарха же синод выбирает.

– Синод выбирает только кандидатов, – пояснил Константин. – Кажется, трех, хотя, может, и больше. Потом их имена пишут на бумажках и кидают в особый сосуд. А дальше – жребий. Кого вытянут, тот и патриарх.

– Класс! – восхитился Вячеслав. – Патриархом становится счастливый обладатель джек пота. Вот это я понимаю. На кого шарик средневековой рулетки выпадет, тому и деньжонки в церковном казино отстегнут. Ай да попы! Слушай, но при чем тогда император, если все решает жребий?

– Он во время избрания председательствует в синоде. И получается как-то так, что вытаскивают обычно бумажку с тем именем, которое угодно именно ему.

– Обычно? Значит, не всегда, – поучительно заметил воевода.

– Верно, – согласился Константин. – Бывают и исключения. Но, во-первых, они очень редки, а во-вторых, тот, чье имя вытащили из сосуда вопреки желанию императора, долго на своей должности не засиживается. Например, Исаак Ангел – правил такой лет двадцать или тридцать назад – просто низлагал их и отправлял в заточение.

– Их?

– Ну да. Он так то ли с двумя, то ли с тремя патриархами расправился. Точно не помню их количество, да это и несущественно. Тут другое важно. Если Феодор хочет Германа, будет Герман.[122]И владыку Мефодия – уж ты мне поверь – он к нам на Русь ни за что не назначит…

– Значит, ты хочешь сработать на упреждение, – задумчиво протянул Вячеслав.

– Правильно. Ты берешь Константинополь и ставишь императору одно-единственное, но очень жесткое условие: вначале в город входит патриарх Герман, который тут же возводит в патриарший сан владыку Мефодия, после чего они оба торжественно встречают императора Никеи, который снова становится обладателем Царьграда, возродив Византийскую империю.

– А я?

– Ты до последнего контролируешь ситуацию с посвящением в сан нашего Мефодия и по возможности все время держишь возле него надежных людей. Особенно во время совместных трапез с патриархом Германом.

– Ты что, всерьез считаешь, будто он может…

– Когда на кону стоят такие деньги, то произойти может все, – мрачно заметил Константин. – Тебе рассказать, как ставленник константинопольского патриарха и мой тезка Константин II, который на Руси митрополитом стал, расправился со своим конкурентом Феодорцом?

– Ну, в монастырь сослал, наверное, а там голодом уморил или как-нибудь еще, – неуверенно предположил Вячеслав.

– Дудки. Он его казнить приказал. И не просто казнить. По его повелению Феодору отрезали язык и правую руку, выкололи глаза, а уж потом отсекли голову.[123]

– Крут твой тезка был, – присвистнул Вячеслав. – Он случайно курсы обучения у Ивана Грозного не проходил?

– Ты опять все перепутал, – вздохнул князь. – Не родился еще Иван Васильевич. Кстати, может, он еще потому и зверствовал, что по национальности русским был лишь на четверть?

– Не понял! – удивился воевода. – Ну, Романовы – это да. В том же Коле Втором, как ты говорил, и сотой части русской крови не было, потому что они все время на немках женились, но то Романовы, а это же исконный Рюрикович.

– В нем текла и гнилая кровь византийских императоров, потому что его бабка Софья Фоминишна – родная племянница последнего правителя Константинополя. А еще половина крови, литовская, передалась ему от мамочки Елены Глинской. Впрочем, это все неважно, – тут же отмахнулся Константин. – Вон Владимир Мономах тоже наполовину англичанин по матери Гиде, и ничего.

– Точно, – подтвердил Вячеслав. – Лишь бы человек хороший. Вон Пушкин наш, тот и вовсе где-то там негр, ну так и что.

– Лучше негр, чем византиец, – хмуро заметил князь. – Словом, я тебе это к чему говорю-то. Чтоб ты имел в виду: в Константинополе не только императоры друг у дружки глаза выкалывают и прочей резней занимаются. Патриархи этим тоже не брезгуют. Реже, конечно, но случается. Так что вот – возьми.

Константин стянул с пальца перстень, подаренный ему в свое время возле Ока Марены одним из «мертвых» волхвов,[124]и протянул другу.

– Для чего? – не понял тот.

– Он яды распознает. Помнишь, Миньку под Ряжском стрелой ранило?

– Еще бы, – фыркнул Вячеслав. – Он же с тех пор, когда что-то вспоминает, никогда не упустит случая сказать, что это еще до его ранения было или, допустим, через три месяца после того, как его ранило. Забудешь тут.