Читать книгу - "Чистый огонь - Вадим Арчер"

К утру Эрвин нашел указанный Юстасом канал. Все приметы сходились – слева от дороги, на высоте человеческого роста. Чтобы войти туда, требовалось приподняться над землей хотя бы на половину этой высоты, чтобы оказаться в зоне перехода – левитировать или просто залезть на что-нибудь. Эрвин, конечно, левитировал.

Судя по тому, что утро сменилось полднем, а не ночью, он оказался не ближе к Кейтангуру, а еще дальше. Скорее всего, на четвертом континенте. Но сам Юстас хотел уйти этим же путем, – видимо, где-то поблизости был канал, ведущий на первый континент. Этого Эрвин уже не знал, у него не было карты каналов.

Самым разумным было бы дождаться Юстаса, намеревавшегося появиться здесь через несколько дней. Эрвин так и сделал бы, если бы у него в котомке завалялась хоть крошка съестного, но обстоятельства не позволили ему запастись едой на дорогу. Одного взгляда вокруг хватило, чтобы понять, что в этой местности не прокормишься плодами и ягодами, – здесь был не вечнозеленый третий континент. Здесь наступал конец холодного сезона, молодая трава едва пробивалась сквозь бурый настил прошлогодней, почки на деревьях слабо зеленели, пока еще только раздумывая, не пора ли им превращаться в листья.

В книгах говорилось, что холодный сезон на юге четвертого континента длился не больше месяца, который, кажется, так здесь и назывался – Месяц Опавших Листьев. Это еще ничего – можно было бы угодить и в места похуже, например, в северную часть этого же континента, где сейчас был самый разгар зимы. Эрвин достал из котомки новую куртку, еще не надеванную и служившую гнездом для Дики, натянул ее на себя и запахнулся поплотнее. Кикимора, почти не просыпаясь, перебралась на привычное место за его пазухой.

Он подумал о дороге, и чутье тут же подсказало ему, куда идти. Дорога оказалась недалеко. Широкая, наезженная, она явно вела к большому поселению, но в какую сторону? Получив ответ и на этот вопрос, Эрвин зашагал вдоль разбитой и раскатанной колеи – совсем недавно здесь была непролазная грязь.

Как странно, думал он. Судьба словно играет с ним, как ветер играет оторванным с дерева листком, оставляя беднягу в покое ровно настолько, чтобы тот успел подумать, будто невидимый шалун позабыл о нем. И новый порыв ветра, и снова он несется по миру…

Его деревом была академия. В изнурительных скитаниях по второму континенту Эрвин почти не вспоминал ее, но теперь его мысленному взору ясно представились ее строгие здания, огромные часы с фигурными стрелками на башне главного корпуса, тихая и чистая столовая, где стояли три длинных стола – для старших, помладше и самых маленьких – с широко поставленными стульями, куда они садились есть молча, с привычной уверенностью управляясь с набором всевозможных ложечек, вилок, ножей и щипчиков, полагающихся к столу на светских приемах.

Наверное, ему вспомнилась именно столовая, потому что он был голоден. Эрвин отвлекся от нее и стал вспоминать библиотеку, где даже в разгар летней жары стояла прохлада. И тишина. Неужели он больше никогда не войдет туда и не раскроет толстые тома древних книг? Но что ему были эти книги сейчас, когда насмешливая судьба упорно заставляла его читать другую книгу – книгу жизни.

Те четверо, вместе с которыми он должен был покинуть академию настоящим магом, выпускником с ее ручательством за свои знания и умения – они, наверное, уже ехали к местам своей работы, а кое-кто из них, возможно, уже приехал и начал работать. То же самое должно было случиться и с ним.

Но не случилось. Ему уже не быть настоящим магом, гордым своим призванием, уверенным и в себе, и в своем месте в этом мире. Ему уже не сесть на белую лару под восхищенные взгляды младших учеников и не унестись в небо. Его ноги обречены твердо ступать по земле.

Задумавшись, Эрвин вдруг споткнулся и чуть не упал – его нога зацепилась за торчащий из земли корень. Твердо ступать… Он хихикнул про себя, а затем засмеялся вслух, благо на дороге никого не было и некому было принять его за сумасшедшего.

А если бы и было кому – что ему, бродяге, их мнение? Какое ему дело до того, за кого его примут? Эрвин смеялся и смеялся, не в силах остановиться – это пусть дипломированные маги заботятся о том, за кого их примут! И не важно, на небе ты или на земле – твердо ступать невозможно, если ты забылся, утратил бдительность! В одно мгновение он словно освободился от невидимых пут, и ему вдруг стало легко и безразлично – он точно так же смеялся бы посреди базарной площади, размахивая котомкой и закинув лицо к небу.

Как все, оказывается, было просто! Он думал, что потерял, а он приобрел – то, чего никогда не получить дипломированному магу, связанному обязательствами перед академией, которая учила его, и перед нанимателями, которые платили ему жалованье. Свободу. Свободу голодать, бродить по миру, браться за любое подвернувшееся дело, свободу выбирать пути и позволять судьбе играть ими. Свободу быть самим собой.

Да и кто сказал, что ему не быть настоящим магом? Академия? Наставники, утверждавшие, что нельзя стать настоящим магом без напутственного слова ректора? Что ему этот ректор, когда он сам себе слово! Никто не мог запретить ему быть магом, потому что он родился магом, – точно так же, как никто не мог запретить ему быть человеком, потому что он родился человеком.

Эрвин смеялся и смеялся посреди разбитой, пустынной дороги – голодный, невыспавшийся, без гроша в кармане, без малейшего понятия, куда он придет, что с ним случится за следующим поворотом, он никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Все его невзгоды, и прошлые и будущие, казались ему недорогой ценой за это знание.

* * *

Поздним вечером Эрвин увидел на горизонте городскую стену. Его усталые ноги сами собой зашевелились быстрее. Нужно было успеть в город до закрытия ворот, а там – таверна с горячей, сытной едой, теплая гостиница… У него еще оставались кое-какие медяки после покупки новой одежды и шаффы, и этого должно было хватить на несколько дней, если тратить разумно. А что дальше – там видно будет.