Читать книгу - "ДНК Творца - Надежда Мамаева"

Пока обвинитель зачитывал мои прегрешения перед законом, я рассматривала судью. В парике с буклями и в бело-зеленой мантии, он казался мне неуловимо знакомым. Но вот чем именно – так и не поняла. Морщины, изрезавшие лицо, выцветшая до блеклой серости радужка глаз, сжатые губы… Где я могла его видеть?

За эту мысль цеплялась, как за самую важную, но так и не смогла вспомнить, а потом, когда начали вызывать свидетелей, стало уже не до шепота интуиции.

Среди прочих была Змеевна – директриса института чародеек, и Саламандра – книгочейка библиотеки, и Аарон, и даже Адриано. Последнего, к слову, сперва даже не узнала. Я запомнила его лощеным, перебирающим сердца роковых красавиц оборотнем. А сейчас передо мной стоял исключительный семьянин. Вязаный свитер, белый отглаженный воротничок, удобные немаркие брюки… Но главное – брачная сережка в ухе. Рядом с местом, откуда он встал, сидела рыженькая фейка. Эта девушка не была утонченной красавицей, но она лучилась светом и теплом. И ее мочку украшала точно такая же серьга, что и у Адриано. «Нашел свое счастье, семейное и совсем не роковое», – подумалось вдруг.

Наконец вызвали меня, и… я не успела сказать ни слова. Живот резко скрутило, так что и не разогнуться. Единственное, что смогла произнести:

– Кажется, я рожаю…

Обвинитель попытался возразить, заявив, что это симуляция, но судья, задумчиво почесав подбородок, возразил:

– Похоже, что правда, – и указал на лужу отошедших вод.

Самое интересное, что мнением рожающей вообще никто не поинтересовался. Ударил судейский молоток, и прозвучал приговор:

– Оправдана по всем пунктам обвинения.

В зале сразу же поднялся гул голосов, но громкие удары призвали всех к молчанию. В тишине раздался мой стон, и Лим, наплевав на все, ринулся ко мне.

Судья, не обращая на демонюку ни малейшего внимания, невозмутимо закончил:

– Но дабы в будущем не повторилось подобного, синьора Дейминго обязана в ближайшие пять лет получить высшее магическое образование.

«О нет! Опять!» – простонала мысленно между все усиливающимися схватками.

– По любой, выбранной ею специальности, – невозмутимо закончил судья и, уже поднявшись, добавил: – Заседание объявляется закрытым.

Судья еще не договорил до конца, как зал огласил громогласный рык:

– Бездна вас подери, кто-нибудь вызовет целителей?

Дальнейшее я помнила как в бреду: голос, который советовал мне глубоко дышать и не тужиться раньше времени, целителей, суетящихся вокруг, и суровое:

– У нее стремительные роды, скорее…

Сквозь бред я вдруг почувствовала, что ко мне тянутся не руки, а невидимые то ли ленты, то ли каналы, оплетая тело, соединяясь с такими же, но уже моими… и боль сразу стала чуть меньше.

А затем резкий холодный свет родовой и детский плач.

Держа малыша на руках, я сидела на койке и кормила кроху, когда дверь палаты открылась. Лим, войдя, замер. Его глаза сияли, с лица не сходила улыбка.

– Сын, наш сын…

– Твой-твой… – раздалось насмешливое из-за спины супруга. – Ты даже можешь сказать, что и рожал его наполовину сам…

Показалась макушка Аарона. Под руку наглый ящер держал слегка смущенную Катарину. «Не иначе, его дракон согласился на другую?» – иной мысли не приходило. Слишком бережно, по-особому, держалась рядом с медноголосой наглая крылатая рептилия.

Я недоуменно переспросила:

– Как это – рожал?

Лим смущенно хмыкнул и ткнул болтуна в бок. Но Аарона было не остановить: когда еще удастся так подколоть друга? И в красках описал, как муж, испугавшись за меня, попытался помочь магически, напрочь забыв, что силу у него отняли. В результате его пустой резерв потянулся к моему и теперь… у нас один дар на двоих. Правда, не только он: отныне моя боль – это его боль. Да и жизни наши связаны уже не фигурально, а в самом прямом смысле.

«Так вот почему щекам так жарко», – пришло понимание. Это не мои эмоции, а супруга.

– Видела бы ты, как он ходил по коридору, держась за живот, пока ты рожала… – мечтательно протянул Аарон. – Весь бледный, с капельками пота, и на сочувствующие вопросы непосвященных: «Что с вами?» – мне приходилось пояснять, что у папаши идут схватки и потуги… Лим-то сам не мог – некогда было.

Демонюка все же не выдержал и прошипел:

– Надо было все-таки ощипать твой облезлый хвост, пока он был бесхозным… – Дейминго выразительно посмотрел сначала на Катарину, потом на Аарона.

– Уже поздно, – бесстрашно улыбаясь, заявил дракон, – теперь он весьма хозный, в надежных руках моей невесты, в ее распоряжении и под ее же охраной, – и рассмеялся.

Громкий звук разбудил малыша, и палату тут же огласил возмущенный детский плач. Я посмотрела на личико крохи: глаза, насыщенно-зеленые, достались ему от двоюродного дяди. Мысли невольно вернулись к свекру. Сейчас, по прошествии времени, подумалось: Таргос оказался перед дилеммой счастья одного, пусть и родного, человека или всеобщего блага. Встань передо мной такой выбор… Да не приведи небо!

В освещенной пламенем свечей комнате перед зеркалом в массивной старинной позолоченной раме стоял судья. Сегодня он вынес самый невероятный оправдательный приговор за всю свою почти двухсотлетнюю практику. Мужчина клыкасто улыбнулся отражению, стягивая парик. Дож Пауло умер, как ему и полагалось по человеческим меркам. И в тот же день в Венеции появился Карло Арого – вольный маг, ставший через пятьдесят лет судьей.

– Будь счастлива, Света. Ты подарила мне любовь к жизни, научила видеть ее яркие краски, когда вокруг серо. Именно благодаря тебе я еще в этом мире, а не за гранью. Ведь вампир жив, пока он любит жизнь, пока она ему интересна, – слова вампира подхватили языки пламени свечей.

В это же самое время, когда Пауль стоял перед зеркалом, седой мужчина брел по вечерней, стремительно пустевшей зимней улице. На его душе было так же тоскливо и муторно, как в этот час в грязных подворотнях. Он предал своего племянника, своего двоюродного, еще не рожденного внука, наконец, эту милую девочку Свету, которая не виновата, что родилась с таким даром. Сейчас, когда он осознал в полной мере, что сотворил, раскаяние накрыло его с головой, поглотило волной цунами. Но поздно, ничего не изменить, как бы ни хотелось. А тогда им двигали великие идеалы, клятва ордену… Он ушел из ордена Смотрящих, отрекся от всего, но так и не обрел покоя. Эта девочка оказалась права – за все надо платить. И одиночество – его плата за предательство.

В его кармане раздался характерный щелчок. «Кому я мог понадобиться?» – подумал старик, доставая маленькое зеркало. Стекло затуманилось, и на его поверхности показалась размашистая надпись:

«Я рассказала все Лиму. Приезжайте. Думаю, вам будет интересно увидеть внучатого племянника».

«Простили. Вернее, простила», – подумал мужчина и безудержно рассмеялся.