Читать книгу - "Башня - Колин Генри Уилсон"

— Ты мне не доверяешь?

Найл распахнул глаза.

— С чего ты взяла?

— Хочешь, чтобы я тебе помогла?

— Только если это для тебя не опасно.

Внезапно до Найла дошло: Мерлью хочется, чтобы он ее поцеловал. Стоит лишь наклониться вперед и прикоснуться губами. Ладонь девушки ласково переместилась со щеки ему на затылок, их лица тесно сблизились. Руки Найла вкрадчиво скользнули Мерлью вокруг талии, он пододвинул девушку к себе.

Сидеть было неудобно, голые плечи упирались в холодную стену. Мерлью аккуратно высвободилась. У Найла дыхание перехватило от изумленного, радостного предчувствия: Мерлью пристраивала подушки на полу. Ей, похоже, не составляло неудобства прервать ласки для такого банального дела. Через минуту, притянув Найла к себе, она вожделенно прильнула к нему телом.

Изумительно, просто поверить невозможно. Еще минут десять назад он распрощался со всякой надеждой, а вот теперь в руках у него было то, о чем он не смел и мечтать. Скажи кто, что Найла поутру казнят, восторг его едва бы померк. Он ощущал ее всю: обнаженные ноги, прижавшиеся к его ногам, короткую шелковистую тунику, гладко скользящую под пальцами, упруго нежную грудь, что, вздымаясь и опадая, касалась его груди, чувствовал сладость ее теплого дыхания. Найл бережно приникал губами к ее ушку, завиткам волос на шее, глазам, лбу. Мерлью нежными, упругими движениями легонько стискивала ему шею, мягко целовала в губы. Чувство какое неописуемое — ощущать ее, лежа на этих отсыревших подушках; была б возможность — не поднимался бы вообще всю ночь.

Где-то внизу приглушенно бухнула дверь. Мерлью, замерев, прислушалась. Затем встала, подобралась к двери и выглянула наружу. Постояв чуть-чуть, на цыпочках вернулась назад. У Найла-то, оказывается, конечности немного затекли; теперь, когда сел, дожидаясь Мерлью, руки-ноги будто тоненькими иголочками покалывало. Мерлью опустилась рядом. Они опять нежно обнялись и слились губами в поцелуе. Наконец Мерлью отодвинулась.

— Слушай, я попытаюсь выяснить у отца, что все это значит. А ты сам что, и вправду ни о чем не догадываешься?

— Я убил паука, — просто сказал Найл.

— Что ты сделал? — Мерлью глядела на Найла, явно не в силах осмыслить его слов.

— На обратном пути, когда мы шли от вас.

Он рассказал все: о песчаной буре, о том, как нашел раздвижную трубку, как неожиданно наткнулся на занесенного песком смертоносца, который, к счастью, не успел выскрестись наружу. Девушка содрогнулась, когда он описал, как вогнал острие восьмилапому в физиономию. Когда закончил, Мерлью покачала головой.

— Не могу представить, как они могут об этом догадаться. Скорее всего, они могли предположить, что его убил твой отец.

— Но они же могут читать мысли!

Девушка досадливо дернула плечом.

— Не верю я этому! Если б так, они бы меня давно уже слопали.

— Когда меня сюда привели и посадили, там, за стеной, мне показалось, сидит паук. Он как бы пробовал вклиниться мне в мысли.

Мерлью чуть сощурилась, размышляя.

— С чего ты это взял?

— Я слышал, как дверь скрипнула, когда он выходил. И половицы в коридоре.

— А с чего ты взял, что он за тобой смотрит?

— У меня просто возникло ощущение… Знаешь, бывает такое, когда кто-нибудь пристально пялится тебе в затылок.

— У тебя такое часто бывает?

Найл улыбнулся.

— Лишь когда кто-нибудь таращится на меня.

— Не пойму, и все тут, — вздохнула Мерлью. — Ты уверен, что все рассказал?

— Тебе про гибель паука мало?

— Кто знает, может, и в самом деле… Если бы им было известно…

Мерлью неожиданно поднялась.

— Ты куда?

— К отцу, рассказать. Постараюсь убедить его поговорить с тобой.

— Не рассказывай ему о пауке.

Мерлью, повернувшись к Найлу, медленно опустилась на колени.

— Мне надо будет ему сказать. А тебе — довериться ему.

— Но ведь он служит им!

— Безусловно. Иного ему не остается. И очень хорошо, что он им служит, — это лучше, чем чистить выгребные ямы… Но он их не любит. Как, рассуди, может он к паукам относиться, когда они на его глазах погубили стольких людей? Беднягу Найрис и ту слопали. — Лицо девушки омрачилось.

— Все же мне кажется, не стоит рассказывать ему о пауке. Чем меньше людей знает, тем лучше. Я даже матери и брату и то ничего не рассказывал.

Ладони Мерлью легли ему на затылок.

— Ты должен мне довериться. Отец не сможет тебе помочь, пока не будет знать правды.

Ну как здесь возразишь? Лицо Мерлью так близко…

— Ладно, делай как знаешь.

Подавшись вперед, она поцеловала Найла — жарко, влажно. Затем поднялась и вышла. Слышно было, как задвигается следом засов.

От нахлынувшего блаженства прочие мысли делись невесть куда. Вместо этого он секунда за секундой все прогонял в уме те пятнадцать минут, что они пробыли вдвоем. Вспомнилось, как он ненавидел ее, как часто бередился мыслью отомстить, наказать, и душно стало от стыда. Дурость какая — приходить в ярость из-за того, что его назвали «тщедушным». В конце концов, ведь это же Мерлью: прямолинейная натура, привыкшая распоряжаться и поступать по своему усмотрению. А вместе с тем какой ласковой может быть! Воссоздал в памяти прикосновение ее губ, и голова просто кругом пошла от удовольствия. Пальцы все еще хранили аромат благовоний. Закрыл глаза, и в мыслях представилось, что она лежит рядом.

Стемнело неожиданно быстро. Найл, обхватив колени, сидел и умиротворенно думал, что никогда теперь запах сырости и плесени не будет вызывать у него неприязни, поскольку неразрывно связан с воспоминанием о Мерлью. Само ее имя звучало музыкой.

Найл, очевидно, задремал. Внезапный луч света заставил вздрогнуть.

Голос Мерлью:

— Не бойся, здесь только я одна. — В руках у нее был небольшой светильник. — Можешь спускаться. Отец желает тебя видеть.

Он направился следом по коридору.

— А что с матерью, Вайгом?

— Их здесь уже нет. Посмотри. — Она толкнула крайнюю дверь. Светильник осветил пустую комнату.

Начали спускаться по лестнице. Бойцовые пауки куда-то поисчезали. Нижние этажи заливал свет многочисленных масляных ламп, некоторые из которых своими высокими ножками напоминали золотисто сияющие снопы. Мерлью, задув свой светильник, толкнула какую-то дверь.

— Вот сюда.

Открылась большая комната, стены увешаны голубыми и золотистыми занавесями. Мебель примерно такая же, что была у Каззака в Дире, только поискуснее. На подушках вольготно сидели пять-шесть девиц-служанок, расчесывая друг другу волосы. Мерлью хлопнула в ладоши: