Читать книгу - "Молот и наковальня - Гарри Тертлдав"

— Ты выиграла, — произнес Маниакис прерывающимся шепотом.

— Нет, — так же шепотом ответила она, приподнимаясь и опускаясь все быстрее и быстрее, — мы выиграли. Мы оба.

* * *

Маниакис недоуменно взирал на запыхавшегося вестника, прибежавшего к нему с докладом с крепостной стены.

— Так что там стряслось? — переспросил он и поковырял в ухе. — Боюсь, я не совсем правильно расслышал.

— Ты расслышал верно, величайший, — ответил вестник. — У стен Видесса находится шайка кубратов, как раз на расстоянии полета дротика. Парень, который, судя по всему, у них за командира, — я не смог запомнить его имени — говорит по-нашему, но так коверкает слова, что понять его непросто; он сказал…

— Быть может, он назвался Маундиохом? — перебил гонца Маниакис.

— В точности так, величайший, — удивленно ответил тот. — Разве ты его знаешь?

— Я его знаю, — мрачно сказал Маниакис. — Хорошо. Впустите его в ворота. Окружите его людей вооруженной стражей. Ни в коем случае не позволяйте ему свободно передвигаться по городу. Я встречусь с ним, только с ним одним, в Высшей Судебной палате примерно через два часа. Держите его отдельно от его людей, с которыми вам надлежит обращаться вежливо до тех пор, пока от меня не поступит иных распоряжений. Все ясно?

— Не будешь ли ты так добр повторить свой приказ, величайший? — попросил гонец.

Маниакис повторил, добившись, чтобы вестник смог воспроизвести его указания слово в слово. Удовлетворенно кивнув, он отправил гонца обратно, после чего вызвал Камеаса.

Двумя часами позже он уже восседал на троне в императорском одеянии, едва ли не более великолепном, чем утраченное им в результате предательства Этзилия. Между колоннами, по обе стороны от прохода, по которому предстояло проследовать Маундиоху, расположились поспешно созванные сановники.

В Судебной палате царила абсолютная тишина, нарушаемая только звуком шагов Маундиоха, пока тот приближался к трону. На предписанном расстоянии кубрат распростерся на полу перед Автократором Видессии. Послышался скрип механизма: находившиеся за стеной слуги приподняли трон на несколько футов. Когда Маундиох начал подниматься с пола, Маниакис неожиданно рявкнул:

— Я еще не дал тебе разрешения встать!

Маундиох снова распростерся на холодном мраморе пола, повернув голову так, чтобы видеть Автократора. Глаза посла сверкали; похоже, парящий в воздухе трон не произвел на него особого впечатления.

— Если ты причинишь мне какой-либо вред, величайший, — сказал он, — грандиознейший Этзилий поставит всю твою империю на уши.

— Разве он может сделать нечто более ужасное, чем то, что уже сделал? — презрительно осведомился Маниакис.

— Гораздо более ужасное, величайший! Он учинит на твоих землях такую резню, что само небо содрогнется! — ответствовал посол.

— Поднимись! — грозно приказал Маниакис. Маундиох встал с весьма самодовольным видом. Но когда он разглядел выражение лица Автократора, его самоуверенность заметно поувяла.

— Передай своему господину, Этзилию мошеннику, Этзилию разбойнику, Этзилию предателю, следующее, — прогремел Маниакис. — Если он вздумает продолжать свои набеги, я сниму все мои силы, ныне защищающие западные провинции, и покончу с твоим мерзким каганом раз и навсегда, после чего вновь возобновлю войну с Макураном.

— Ты блефуешь! — вскричал Маундиох, позабыв надлежащим образом титуловать Автократора.

— Ничуть, — отрезал Маниакис. — Царь Царей при всем своем желании не может причинить мне на западе больше зла, чем причиняет на севере Этзилий. Кроме того, если я разгромлю Этзилия, он уже не сможет собрать новые силы, чего нельзя сказать о Сабраце.

— Ты пожалеешь о своих словах! — воскликнул Маундиох. Впрочем, в его голосе слышалось скорее смятение, нежели угроза. — Но я прибыл сюда не для того, чтобы обмениваться оскорблениями, — быстро добавил он, — а чтобы изложить тебе милостивое предложение грандиознейшего кагана. Ты даешь ему золото, а он уводит свои войска и не тревожит более твои города.

— В самом деле? — невесело рассмеялся Маниакис. — Но он уже однажды поклялся мне в этом, а что в результате? Может быть, наиграндиознейший каган вновь желает пригласить меня в Имброс?

— Ну что ты, величайший! — Хотя Маундиох и был варваром, все же он явно смутился.

— Оставим пустые разговоры. — Маниакис скрестил руки на груди и пристально посмотрел сверху вниз на посла кубратов:

— Передай Этзилию, что он должен выбрать одно из двух: либо между нами будет установлен мир, либо я объявляю ему войну до победного конца. Видесс стоял здесь задолго до того, как вы, кубраты, пришли сюда из Пардрайянской степи. И будет стоять долгие века после того, как все забудут о том, что ваш народ вообще когда-то существовал. Оглянись вокруг, Маундиох! Ты находишься в столице вечной империи!

Маундиох невольно окинул взором помещение, в котором находился. Судя по всему, он чувствовал себя весьма неуютно. Конечно, всю разницу между тем, чего мог добиться его народ, и тем, чего уже достигли видессийцы за долгие века своей истории, кубрат лучше всего понял бы, если бы переговоры велись в Высоком храме. Зато второе место по производимому впечатлению среди зданий столицы уверенно держала Высшая Судебная палата.

Но у кубратов имелись свои столь же несомненные достоинства, о чем Маундиох не замедлил напомнить Автократору:

— Вы, видессийцы, умеете создавать красивые вещи, — изрек он, — зато как воины вы мало чего стоите. Подавайте нам своих солдат! Мы перережем их, словно стадо овец. — Посол выдержал паузу. — Если вы не заплатите нам за то, чтобы мы их не резали!

Маниакис не желал платить дань кубратам. Ему хотелось этого гораздо меньше, чем предыдущей осенью, когда он пытался купить перемирие хотя бы на три года. Но он прекрасно понимал, что не в его силах перебросить всю видессийскую армию из западных провинций в северные. Во всяком случае, не при нынешнем положении дел. Даже если бы ему удалось наголову разбить кубратов, макуранцы сделали бы все, чтобы ему не удалось извлечь никаких выгод из подобной победы. Постаравшись вложить в свой голос все презрение, на которое он был способен, Маниакис бросил:

— Я могу выделить не более пятнадцати тысяч золотых; исключительно с целью хоть на время позабыть о ваших происках. — «И все они будут настолько неполновесными, насколько это возможно», — злорадно подумал он.

— Мы согласны, — быстро ответил Маундиох. — За них твоя империя получит год перемирия.

Маниакис удивленно воззрился на посла.

— Согласны? — вырвалось у него. Маундиох утвердительно кивнул. Маниакис решительно не мог более скрывать своих чувств. — Ваш грандиознейший Этзилий попросту круглый осел! — сказал он. — Ведь он без труда получил бы более чем втрое против той суммы, которую я в состоянии предложить ныне, если бы не предпринял ту дурацкую атаку против меня под Имбросом.