Читать книгу - "Святой Камбер - Кэтрин Куртц"

Требовал незамедлительного выяснения статус крошечного княжества Хелдор к северу от Гвинедда, ранее принадлежавшего родственнику Имра Термоду Рорау. За несколько недель до созыва Совета до Синила дошли слухи о возникшем там конфликте между младшей ветвью дома Фестилов и его бывшим союзником Сайхиром.

Тот в результате воцарился в Хелдоре, прибавив княжество к своему исконному Истмарчу. Сайхир был достаточно рассудителен, чтобы понять – у него никак не хватит сил удержать приобретенные земли. В озерном крае Рэндалл сопротивление продолжалось; к дерини этого района, приютившим двоих Фестилов, примкнули остатки армии Рорау. Весь Рэндалл фактически был неподвластен Сайхиру. Они с Синилом снова нуждались друг в друге, Фестилы и их приспешники должны быть окончательно добиты, покуда вновь не объединились с Торентом и не стали серьезной опасностью для Гвинедда и смертельной угрозой для Сайхира. К нему было решено спешно отправить констебля лорда Адаута и барона Торквилла с предложениями переговоров.

И все же не Сайхир и не его авантюра в Хелдоре занимали ум Синила. Нимур отмалчивался. О короле Торента и событиях в его стране в последнее время почти ничего не было известно. Сотню своих знатных воинов, взятых в плен при Йомейре, Нимур выкупил, не торгуясь. Стало быть, нуждался в людях и золота на это не жалел. Но никто не угрожал Торенту извне, на границах было спокойно, некогда мятежные земли на юге и востоке пребывали в покорности. Для чего королю-дерини понадобилось так срочно выкупать своих рыцарей? Не могла ли эта забота о вассалах быть приметой военных приготовлений Нимура против Гвинедда? В конце концов где-то в Торенте под покровительством близких ко двору вельмож жил-поживал младенец-Фестил. Он подрастет и по научению родни, весьма вероятно, заявит права на трон своего отца. А Нимур? Что удержит его от искушения использовать мальчишку для славы и могущества? Сколько преимуществ получит король Торента, водворив на трон своего ставленника?

И Синил хотел быть готов к любому повороту событий. Начинать следовало с серьезных военных преобразований. У него должны быть войска, на которые можно положиться, выдвинутые к границам Торента и Истмарча.

Приступить к военной реформе немедля оказалось невозможно – солдаты будущих воинских частей были фермерами и крестьянами. Всю осень они собирали урожай, молотили, готовили хозяйства к зиме, а с первым весенним солнышком должны были снова оказаться в поле. Выучкой рекрутов по-настоящему можно было бы заняться только с окончанием сева. Временное отсутствие солдат не остановило Синила, он озаботился тем, чему не мешала стужа.

Оружейники принялись ковать клинки, наконечники копий и клепать шлемы. Подмастерья корпели над кольчугами и оснащали кожаные доспехи стальными пластинами и кольцами. Владельцы собственной амуниции были обязаны в течение зимы привести ее в полный порядок и держать в готовности.

Мастера оперили тысячи гладких стрел из каленого дерева, которые от плохой погоды не искривятся и не потрескаются. В помещениях замка выдерживались срезанные загодя прутья из тиса и пекана, чтобы, когда придет срок, превратиться в тугие луки.

После осеннего забоя скота вовсю трудились кожевенники и шорники. Из кож шили куртки, нагрудники, шлемы и другие доспехи, кожей обтягивали щиты, из внутренностей свивали тетивы луков и канаты катапульт.

Джебедия и двое других членов Королевского совета – графы Фэнтан и Таммарон – приступили к долгосрочному плану создания хорошо вооруженных и дисциплинированных конных отрядов. Джебедия считал, что прошедшие выучку всадники составят ударную силу королевской армии. Пока графы из Совета продумывали правила набора и программу обучения рекрутов, барон Хилдред и несколько других дворян совершали объезды лучших коневодческих ферм Гвинедда, отбирая жеребцов и чистокровных кобылиц для намеченной программы по заведению в армии племенных табунов – Джебедия мечтал усадить свои отборные войска на самых рослых из быстрых коней. В сражении вместе с торентскими рыцарями было захвачено несколько ркасаннских жеребцов, союзники Ариэллы высоко ценили этих легконогих обитателей пустынь. Джебедия и Хилдред считали, что кровь благородных животных очень пригодится для будущей непобедимой конницы Гвинедда.

В суете государственных дел у Камбера почти не оставалось времени. За несколько недель, он сумел приспособиться, ежевечерне выкраивая около часа, на собственные исследования. С благословения Кревана Эллина, при полном одобрении короля Йорам был назначен личным секретарем Камбера и поселен в комнаты по соседству с покоями прелата-канцлера в архиепископском дворце. Для Камбера и Йорама все решилось наилучшим образом.

Рис и Эвайн тоже объявились в столице, но вовсе не в результате отцовских интриг, а благодаря хлопотам королевы и профессиональной репутации Риса. Меган несколько месяцев убеждала Эвайн стать ее фрейлиной и предпочитала Риса другим придворным Целителям, хотя среди них были самые искушенные и многоопытные.

Когда Эвайн приняла предложение, королеву целую неделю было не узнать, весь двор удивлялся оживлению обычно незаметной, как мышка, Меган. Даже Синил заметил радостную, перемену и благодарил Эвайн. Вскоре они с Рисом получили апартаменты в королевской башне, оба находились теперь поблизости от комнат Меган и от королевской детской. Эвайн бывала около королевы или просиживала у себя над переводом древних рукописей, привезенных отцом из Грекоты.

Йорам опасался попусту, Эвайн не пыталась нарушить запрет Камбера и проверять на опыте то, что удавалось прочесть. С тем, что заключалось в манускриптах, не стоило шутить. Они об этом почти не говорили, но порой после очередного рассказа Эвайн, который выслушивали трое мужчин, Камбер засиживался до утра за неубранным столом. Выкладывал из кубиков преград все новые фигуры между пустыми кубками и остатками еды и раздумывал.

Так наступило и миновало Рождество, потом Крещение. Им открывалось новое знание, вокруг складывалась новая жизнь. Камбер и его семья все меньше и меньше вспоминали о своем прошлом.

Элинор, регулярно извещавшая Эвайн о детях, оставшихся в Кэррори, между прочим сообщила, что холода остудили энтузиазм паломников к могиле Камбера. Остались несколько наиболее ретивых со своими молитвами и приношениями записок. Все это было так далеко от столицы, от многообразия дел в Валорете. Ну разве стоила внимания пустая могила в далекой провинции?

Вопрос, тем не менее, оставался и вновь напомнил о себе в начале февраля, незадолго до отъезда Камбера в Грекоту, где он намеревался пробыть месяц, до дня святого Пирана. За это время можно было проверить положение дел в епархии, дать указания на весну и начало лета и лично исполнить то, что не могло быть препоручено другим. В марте он должен был вернуться. Король планировал заседание Весеннего Совета раньше обычного, так как Сайхир Истмарчский выразил намерение лично провести переговоры. Для этого королю нужен был его канцлер, безразлично, епископ он или нет.

Но морозным февральским утром епископ Грекотский все еще находился в своих апартаментах в архиепископском дворце. Комнаты эти были куда более просторными, чем те, что занимал, когда жил здесь еще настоятелем михайлинцев. Он сидел перед большим, но довольно бестолковым камином, развалясь на стуле и закрыв глаза. Голова была откинута назад, плечи накрыты мохнатым полотенцем. Гьюэр закончил намыливать его лицо и теперь осторожно водил бритвой по щекам, обросшим за ночь, – эту обязанность он взял на себя после посвящения Камбера.