Читать книгу - "Ясень и яблоня. Ярость ночи - Елизавета Дворецкая"

Но в мыслях Сэлы эти двое никак не сочетались: ясень и яблоня вроде бы оба деревья, но разве они пара? Казалось бы, оба они знатны, красивы, умны, горды, тверды духом… но почему-то Сэла чувствовала облегчение при мысли, что этому браку никогда не бывать. Торвард открыт и чистосердечен, а Эрхина доказала свое вероломство. Торвард не надменен и запросто беседует с любым рыбаком, обсуждая нехитрые насущные события Аскефьорда, равно интересные обоим, – а Эрхина пребывает мыслями где-то за облаками и на землю взирает со снисходительным презрением. Торвард всегда благодарен за хорошее отношение к себе и приветлив даже с горбатенькой тощей Сигне, дочерью пьяницы и лентяя Бьярни Болтуна. А Эрхина отвергла любовь потомка Одина, не сочтя его ровней. Торвард уверен в себе и никому ничего не стремится доказывать, поэтому жить рядом с ним вполне безопасно. А Эрхина как будто боится, что ее спихнут с трона, и всему свету пытается показать, какая она грозная…

Сама фрия не догадывалась, что новая рабыня смотрит на нее таким острым оценивающим взглядом. Эрхина была добра и приветлива с Сэлой: теперь, когда это не грозило ей никакими искушениями, она находила даже удовольствие в том, чтобы всячески привечать и ободрять ее. Сама себе она казалась очень великодушной, по-доброму обходясь с сестрой человека, который так ее оскорбил! Эрхина щедро наделила невольную гостью платьями, рубашками, украшениями, подарила ей гребень из точь-в-точь такого же мягкого, сладко пахнущего розового дерева, который по стоимости не уступал хорошему коню. Хотя Сэла и прислуживала фрии, самой Сэле прислуживала другая рабыня и в свою очередь снимала башмаки с нее. Не привыкшая к этому дома, Сэла хотела было отказаться, но вовремя вспомнила, что она – дочь конунга, а значит, так надо.

Довольно часто фрия, сидя перед сном у себя в спальне, удостаивала Сэлу беседой. Вглядываясь в ее лицо, Эрхина словно бы искала в нем сходство с лицом Торварда конунга, но, конечно, не находила. И непонятно было, радует ее это или огорчает.

– У тебя и у Торварда конунга, должно быть, разные матери? – как-то спросила она. Разговоры о Торварде доставляли ей тайное, опасное наслаждение, которое она искусно прятала под покрывалом небрежного любопытства.

– Это верно! – с готовностью ответила Сэла, поскольку это было чистой правдой. – Его мать – кюна Хёрдис, а моя – Хильдирид дочь Арнвида. Арнвид Сосновая Игла был ярлом Торбранда конунга и со славой погиб в битве в Пёстрой долине, это на Квиттинге. А кюна Хёрдис до замужества была всего-навсего дочерью одного квиттингского хёвдинга и рабыни. Так что по матери я гораздо знатнее его!

И это тоже была чистая правда.

– Вот как! – Эрхина даже засмеялась. – Выходит, бабкой Торварда конунга была рабыня?

– Да. Но его мать получила свободу еще до того, как Торбранд конунг на ней женился, так что Торвард конунг родился от свободной женщины.

– Однако такое происхождение его не украшает! – Эрхина обрадовалась этой новости, которая так кстати подтвердила справедливость ее отказа. – Впрочем, по нему никак не скажешь, что в нем рабская кровь!

– Никак не скажешь! – согласилась Сэла. – Благородством, отвагой, доблестью, справедливостью и великодушием он превзойдет любого потомка Харабаны Старого!

– Должно быть, многие женщины у вас там в него влюблены? – отчасти насмешливо, отчасти ревниво заметила Эрхина. Другие женщины не смели быть влюблены в того, кто был влюблен в нее, Эрхину.

– Все подряд! – опять подтвердила Сэла. – Кажется, кроме меня!

Эрхина благосклонно засмеялась, приняв это за шутку. А Сэла тайком бросила на нее быстрый взгляд, словно проглотила усмешку: ее забавляло то, как она исхитряется говорить правду , при этом держа слушателей в глубочайшем заблуждении.

– Отчего же он до сих пор не выдал тебя замуж? – полюбопытствовала Эрхина.

– Я ведь жила в каменной башне и сражалась с бергбурами! – напомнила Сэла. – А бергбуры – это такие твари, что только держись!

Рассказами о бергбурах она неоднократно развлекала фрию и ее приближенных. В Аскефьорде каждый ребенок знал десятки более или менее правдивых историй, а Сэла обращалась с ними так ловко, что ей позавидовал бы любой сказитель. Несколько долгих зимних вечеров она забавляла фрию и женщин в ее покое былями и небылицами: о бергбуре, который ежегодно, в ночь Середины Зимы, утаскивал по одному человеку со двора Телячья Голова, чтобы съесть его, и каким хитроумным способом наконец удалось от него избавиться; о пастухе Тораре, которого украла одна бергбурша, оставшаяся без мужа, и который так замучил ее причудами и придирками, что она сама отнесла его домой и еще дала его жене мешок золота в придачу, только бы избавила ее от такого беспокойного счастья; об охотнике по имени Бротт, который отдал всех трех своих уток маленькому голодному бергбуру, за что мать детеныша перенесла его на плечах через горы и указала древний клад… Женщины то смеялись, то содрогались, то вздыхали; иногда они переспрашивали слова, поскольку Сэла говорила на языке сэвейгов, не совсем совпадавшем со здешним; но все были захвачены преданиями далекой земли, и Сэла постепенно начала чувствовать себя заморской птицей из чудесной страны.

Хотя на самом деле чудесная страна все же находилась здесь. Поначалу Сэла, девушка недоверчивая и по домашнему опыту знавшая, для чего нужны рабы и рабыни, ко всем окружающим относилась настороженно. Рабыни трудятся в хлевах и на кухне, а молодым привлекательным женщинам находится еще и другое применение, если не у самого хозяина, то в дружине. Но никогда их не одевают в крашеные одежды, не увешивают золотом и не кормят со своего стола, для того только, чтобы они развязывали ремешки на башмаках и укладывали их в шкатулку.

В усадьбах Фьялленланда нередко встречались пленники иного рода – знатные и состоятельные люди, захваченные в морских сражениях. Иной раз они по году и больше ожидали, пока родня соберет и пришлет за них выкуп. На памяти Сэлы четыре года назад ее дядя Сёльви Кузнец привез из похода такого пленника, Рёгнира из Хэдмарланда. Он жил в Дымной Горе два года, и за это время его жена четыре раза приезжала его навещать, привозила в подарок хозяевам кое-какие припасы, жила в усадьбе по месяцу и по два, и ее считали просто гостьей – вот только потом она уезжала, а муж ее оставался. На третий год она наконец собрала выкуп – десять марок серебра – и увезла мужа домой. При расставании он очень благодарил семью Стуре-Одда за благородное обхождение с ним и от души приглашал их в гости.

Но Сэлу не заставляли работать по дому, однако и отпускать ее за выкуп никто не собирался. Напротив, Эрхина говорила, что никогда не отпустит ее. В обладании такой знатной рабыней Эрхина видела честь – ее возвышало то, что дочь конунга завязывает ей башмаки. Сэле это казалось непонятным, но она умела молчать и приспосабливаться.

– Знаешь ли ты, какая вещь бывает ночью в пять раз длиннее, чем днем? – однажды вечером спросила ее Эрхина.

При этом она улыбалась, словно задумала какую-то шутку. Сэла немного подумала; кое-что, правда, пришло ей в голову, но этот ответ был из тех, что уместны только среди подвыпивших хирдманов, но не среди знатных и учтивых дев. Да и «в пять раз» – многовато будет…