Читать книгу - "Корни гор. Железная голова - Елизавета Дворецкая"

– Это удел всех знатных и доблестных людей! – с почтительной грустью сказал Гельд, обращаясь к склоненной голове хозяйки, покрытой серым вдовьим покрывалом. – Вспомни, даже валькирии, Брюнхильд* или Свава*, терпели в жизни много горестных испытаний. И Гьёрдис дочь Эйлими* пережила немало, но зато она вырастила величайшего героя…

Далла подняла голову. Гельд нечаянно угадал именно ту сагу, которой она поддерживала в себе бодрость духа.

– Да! – воскликнула она, снизу вверх глянув в лицо Гельду даже с каким-то вызовом. – Да! Гьёрдис спасла своего сына Сигурда и тем дала людям величайшего из героев! Героя, который победил Фафнира, добыл сокровища, прошел сквозь огонь, совершил множество подвигов и покрыл свое имя и род вечной славой! И мой сын сделает то же! Его имя будет вечно жить, покрытое славой! Он вернет себе наследство отца и всю его власть! Он будет править квиттами так долго и славно, как никто до него! Мой сын получит все то, что ему причитается по праву! Получит, даже если мне придется для этого умереть! Я ни перед чем не остановлюсь! Так и запомни! – кричала она в лицо Гельду, как будто именно он воплощал всех ее врагов и саму ее злую судьбу. – Я сделаю все, все! И когда люди будут обо мне вспоминать, ты им скажешь, что твердости моего духа могла бы позавидовать Гьёрдис! И Брюнхильд тоже! И Гудрун*!

«Ну, это ты хватила!» – растерянно отметил Гельд, помнивший, что Гудрун дочь Гьюки убила двух своих сыновей, чтобы отомстить их отцу. Порыв Даллы ошеломил его так, что он отступил на шаг и стоял, как дурак, не зная, что ей ответить. Перед ним оказалась какая-то совсем другая женщина: твердая, сильная, гордая. Ее лицо от воодушевления раскраснелось, глаза горели. Она даже стала казаться выше ростом. Конец драгоценного шелкового полотна соскользнул с ее колен на земляной пол, но она не замечала этого. Все его представления об этой женщине разом перевернулись: вместо жадной, тщеславной, хитрой и жалкой беглянки, своими руками разрушившей свое счастье, перед ним сидела грозная и гордая воительница, одержимая благородной жаждой мести и заботой о чести сына. Так вот что скрывает в глуши Медного Леса и в глубине своего сердца Далла дочь Лейрингов! «Фенрир Волк! – вспомнились Гельду слова Рама Резчика. – В каждом человеке живет свой Фенрир Волк». И Волк Даллы был гораздо сильнее и опаснее, чем могло показаться на первый взгляд.

– Не продашь ли ты мне это обручье? – спросила Далла. Она опомнилась гораздо быстрее Гельда и вспомнила, о чем они говорили. – Конечно, оно значительно хуже того, которого я лишилась, но все же оно будет напоминать мне о прошлом. Сколько ты за него хочешь?

«Я хочу подарить его тебе, потому что только ты достойна владеть этим сокровищем!» – с пылким восхищением откликнулся в душе Гельда кто-то маленький и потрясенный. Вовремя прикусив язык, Гельд взял себя в руки, стряхнул впечатление и ответил так, как подобает отвечать помнящему о своей выгоде торговцу.

– Ты сочла бы меня дураком, о Фрейя злата, если бы я отдал обручье дешевле, чем сам за него заплатил, – произнес Гельд, несколько насильственно улыбаясь. Он еще не определился, как держаться с ней дальше. – А я заплатил за него тысячу локтей крашеного полотна. Да в придачу я вез его в такую даль, что впору прибавить целую четверть.

Далла смотрела на него пристально и с намеком: ее больше устроил бы тот ответ, который Гельд вовремя прикусил у себя на языке. В какой-то мере она даже на него рассчитывала. А Гельд, встретив ее взгляд, приободрился: все правильно. Она привередлива и избалована, привыкла получать все, что пожелала. А между «пожелала» и «получила» она как рыба на крючке. Дальнейшее в руках рыболова.

– Но, честно говоря, я вообще не хотел его продавать, – добавил он с простодушно-доверительным видом, точно делясь заветной тайной сердца. – Владеть таким сокровищем очень приятно. Оно дорого мне, и я не хочу опять обменять его на какое-то там полотно. Когда идешь с таким обручьем на руке, все на тебя смотрят и тебе завидуют. А я ведь такой незначительный человек – мне же нужно чем-то поддержать свою честь.

Далла презрительно скривила губы: смешно даже говорить о чести какого-то торговца, когда перед ним сидит женщина из рода конунгов!

– Так ты возьмешь это? – не говоря больше об обручье, Гельд кивнул на шелковое полотно.

Заметив, что край соскользнул на пол и может испачкаться, Гельд изобразил на лице испуг и кинулся его спасать; бросившись на колени рядом с Даллой, он поднял конец шелкового полотна и подал ей. Далла опять положила руку на его обручье.

– Я еще не решила, – неохотно сказала она, и в ее голосе скрыто прозвучало что-то похожее на уклончивое кошачье мяуканье. – Мне нужно подумать…

– Я не смею торопить тебя, – тихо ответил Гельд, снизу заглядывая ей в лицо. – Но долго ли мне еще придется обременять тебя своим присутствием?

– А ты куда-нибудь очень торопишься? – Далла вопросительно заглянула ему в глаза.

А глаза у Гельда были очень красивые: серо-голубые и ясные, они смотрели открыто, дружелюбно, и притом каждому казалось, что с этой доверительной сердечностью Гельд смотрит на него одного.

– Никуда я не тороплюсь, – совсем тихо ответил он. – Я проделал этот путь, чтобы увидеть тебя. Теперь моя цель достигнута, и мне больше некуда спешить.

– Если хочешь, можешь остаться у меня на зиму, – так же тихо предложила Далла. – А я пока не спеша подумаю, что мне купить из твоих товаров и какую цену предложить.

Все это время она не убирала ладони с запястья Гельда. Он многозначительно смотрел ей в глаза, но на самом деле еще не понял, что же привлекает ее на самом деле: он сам или его обручье.

На другой день Рам Резчик в одиночку пустился в обратный путь на побережье. Кар Колдун проводил его сварливыми пожеланиями больше никогда здесь не показываться, зато Далла просила непременно заезжать еще когда-нибудь, если ему захочется ее повидать. При этом она украдкой бросила значительный взгляд на Гельда: заметил ли он, как она учтива, доброжелательна и как ценит мудрость кузнеца? Гельд улыбался, но на сердце у него было неуютно: теперь он оставался совсем один в «логове свартальвов». Бьёрн и остальные барландцы особо не шли в счет, потому что ему самому придется заботиться о том, чтобы с ними ничего не случилось. Ведь это он их сюда завел.

Поначалу их жизнь в усадьбе Нагорье потекла вяло и спокойно. Поняв, что им тут жить до самой весны, барландцы всерьез принялись приводить в порядок свое жилище: починили крышу и сколотили новые спальные помосты, спалив остатки прежних, набрали в лесу мха, просушили его перед огнем и устроили себе удобные лежанки. Тепло и свежий воздух выгнали стылую затхлость, и ближайшая к двери половина дома приобрела вид и запах жилого места. Середина дома стала кладовой, где стояли сундуки. Только в дальний конец, где спали летучие мыши, люди не заходили: там нашел приют нежилой дух дома, изгнанный из обжитого пространства.

Гельд в полезных делах обустройства принимал мало участия, поскольку почти все время проводил с хозяйкой. Далла так давно не видала новых лиц, что молодой и учтивый гость пришелся как нельзя более кстати. Любуясь исподтишка его золотым обручьем, она охотно слушала рассказы о разных землях и событиях, которые он видел или о каких слышал. Он же изо всех сил старался выбрать такие предметы разговора, какие ей понравятся.