Читать книгу - "Спи ко мне - Ольга Лукас"

– Я не…

– Ну, они уважали тебя. Может, ты всё же художник? Просто скромничаешь?

– Люди не видят различий между мастером и художником, если им не сказать. Они просто не чувствуют этого, им как будто всё равно. Надо самому быть мастером, чтобы увидеть: перед тобой художник. И то, не всегда удаётся поверить в это. Особенно в молодости. Я как-то раз увидел художника и почувствовал – вот же, вот он – но передо мной стоял человек в затрапезной рубашке, с нечесаными волосами. «И это – художник? Это его книга в тридцать лет объяснила мне то, что я так отчаянно пытался понять? – разочарованно подумал я. – Нет, наверное, тут что-то не так, я ошибся». Но это действительно был тот самый художник.

– А художники что?

– Для них нет ларов – что аристократ, что безродный житель окраин, что мастер, что ученый. Они выделяют только своих. Видят их как-то особенно. Разговаривают друг с другом, не раскрывая рта.

– Неужели у вас тут все такие бесчувственные, что не видят разницы между… Я не знаю, как назвать, но это же два совсем разных состояния. Как будто один просто живой, а другой – помилованный перед самой казнью.

– Как точно и как просто… Говорят, очень давно в одном из городов помиловали мастера перед смертью – и он стал художником.

– У нас такое тоже было, – припомнила Наташа, – и не очень давно – по вашим меркам.

– Ты спрашиваешь, все ли у нас такие бесчувственные. Нет, не все. Я всё время забываю торговцев. Они видят разницу. Не чувствуют – а просто видят. И бегут художников как огня. Связываются только с мастерами. Потому что для мастера покой, уют, удобная тихая жизнь – это аргумент. Мастера можно купить. Художника – никогда. Однако у вас странный мир. У вас ведь есть лары, просто всё слишком запутано. Неужели же ваши мастера настолько слепы, а торговцы – настолько беспечны? Или это знание держит в тайне какой-то невидимый совет древних?

– Я никогда не задумывалась… Может быть, наши мастера всё понимают. И художники всё понимают. И торговцы. Может быть, между собой они и говорят. Но я-то – «спящая друг к другу». Как мне разобраться в таких тонких материях? Но вообще, ты прав, похоже на заговор. У нас даже был художник, который сочинил трагедию о том, как один мастер отравил художника.

– Ты что-то путаешь. Я же сказал, что художник не видит разницы между мастером и кем-то ещё.

– Он не писал прямым текстом про художника и мастера. Он писал о человеке, который хочет быть гением, и о настоящем гении. А для того, который гений, для него все были гении – «как ты да я».

– У вас странный мир, – повторил Рыба. – Люди готовы променять спокойную счастливую жизнь на постоянное страдание ради того, чтобы стать художниками? Но художником нельзя стать, если ты – не один из них. Жизнь мастера, который страдает, как художник, но так ни разу и не танцевал с духами на границе миров, просто бессмысленная мука. Уж лучше бы тот мастер отравил сам себя.

Рыба словно очнулся, и вернулся к уборке рабочего места. И наткнулся на драгоценный камень, о котором успел забыть.

– А с этим что делать? Ему – совершенно буквально – нет цены. Глупо мужчине незнатного рода щеголять таким. К тому же старик дал это мне – для тебя. Но ты…

Рыба подошел к Наташе. Камень переливался на его ладони, как капля росы размером с садовую улитку.

– Отошли его своей маме. В счет той суммы, которую она заплатила за тебя. Ты ведь до сих пор думаешь, что должен ей?

– Правда. До сих пор. С самого детства я боялся, что однажды она подойдёт ко мне, нежно проведёт рукой по волосам и скажет: «Рыба, мальчик мой. Извини, но за тобой должок. У меня не было свободных денег, и я продала тебя на другой континент. Выкупишься – возвращайся. Мы будем тебя очень ждать, детка». Совсем глупо?

– Нет, не совсем. Я видела Ниту. Она – может.

– Да-да, я отошлю, – вдруг засуетился Рыба. – Ни этот старик, который добыл камень, ни я не знаем его настоящей цены. А торговцы – они знают.

Он стал торопливо открывать ящик за ящиком, видимо, чтобы найти достойную упаковку для бесценного камня.

Наташа подняла с пола чистый белый листок, вытащила из головы заколку, которая тут же обернулась авторучкой, и написала… По-видимому, что-то очень грустное. Но это стихотворение осталось там, на полу, в хрупком мире.

Наташа открыла глаза. Лучи заходящего солнца отражались в камешке, привязанном к ловцу снов. Камешек переливался всеми цветами, совсем как тот, драгоценный, которым Рыба решил откупиться от страхов своего детства.