Читать книгу - "Игра Времен - Наталья Резанова"

– Ну, пойдем посмотрим, что там…

Он лежал в отдельной палатке. Вряд ли это была милость, скорее Торгерн не желал, чтоб кто-нибудь услышал, что раненый скажет. Часовой взглянул на нее исподлобья, но пропустил, не сказав ни слова. В палатке было совсем темно, и в углу слышалось дыхание, теперь частое и прерывистое. Откинув капюшон, Карен подошла к раненому, села рядом.

Он открыл глаза.

– Да, это я, – сказала Карен, – я, добрый человек, – и взяла его за руку. Она не думала сейчас, что перед ней солдат вражеской армии, наверняка принимавший участие в тригондумской резне. Это был человек, страдающий от боли, и страдать ему оставалось недолго.

Измаил смотрел на нее во все глаза, но ничего такого, что он ожидал, не произошло. Она сидела, держа раненого за руку, и больше ничего, только иногда что-то приговаривала негромко.

– Он умрет? – спросил Измаил.

Свободной рукой она сделала ему знак молчать.

Прошло с четверть часа. Измаил, заскучав, уже перестал смотреть на них и вдруг спохватился, что не слышит больше ни голоса, ни дыхания больного.

– Что?

– Да. – Она разминала затекшую руку. – Можешь попа какого позвать, если найдешь. Хотя ему уже, конечно, все равно.

– Ты сразу поняла, что он умирает?

– Да.

– Так почему…

– Иногда мне кажется, что надо учить принимать смерть так же, как учат принимать роды. – Вероятно, на эту мысль ее навело воспоминание о родах, которые она недавно принимала. – Может, в чем другом я и ошибаюсь, но одно знаю точно – чтоб человек умер спокойно, нужно, чтобы кто-нибудь сидел рядом и до самого конца держал его за руку. Хотела бы я знать, будет ли в мой час кто-нибудь держать за руку меня?

Она привычным жестом прикрыла глаза покойнику, встала и уже другим, жестким голосом сказала:

– А ведь его убил твой князь.

– Нет, сламбедские бродяги, – с уверенностью возразил Измаил.

– Он! Если б он не лишил меня моих снадобий, я могла бы вылечить этого несчастного, и даже если б меня вовремя позвали… А, что тебе объяснять! Мне пора идти. Ты зовешь священника или нет?

– Я пойду. Только я сперва должен…

– Ясно. Иди порадуй хозяина, верный слуга.

Выходя, она подумала: «Непонятно, почему беднягу сразу не добили. Все говорят, что это у них принято. Верно, ждали, не расскажет ли еще чего».

Что б ни решалось там, на совете военачальников, никто не напал на их армию. И сами они ни на кого не напали. Стало тепло, но, как это обычно бывает, бодрости такая погода никому не добавила, только ноги стали вязнуть в глубоком снегу. Карен догадывалась, почему Торгерн не остался зимовать в Тригондуме. Этих людей надо было постоянно изматывать, иначе они могли взбунтоваться. По раскисающим сугробам (еще немного – началась бы распутица) армия добралась до главной твердыни княжества – крепости Торгерн. Столица – город Малхейм – была в двух переходах отсюда к северо-западу, в Торгерне же располагалась резиденция князя.

За день до конца похода к Карен пришла попрощаться оправившаяся от родов женщина. Теперь единственным ее желанием было как можно быстрее уйти отсюда. Она надеялась просуществовать в городе, а пока с ребенком на руках пришла к Карен, бросилась перед ней на колени и, целуя руки, с плачем благодарила Карен за все, что та для нее сделала. Но Карен, по всегдашней привычке, уже не могла думать о том, что сделано. Главное – что еще можно сделать. Здесь она больше ничем помочь не могла, да ее и не просили об этом, и потому, перекрестив на прощание мать с младенцем, она вновь вернулась к прежним своим невеселым мыслям.

Сразу же по прибытии в крепость Торгерн отправился в свою столицу, пожинать, так сказать, плоды победы. А Карен немедленно взяли под стражу. Первые три дня, пока Торгерн был в Малхейме, она провела под замком, правда, не в подземелье, а просто в одной из комнат.

Однако она не предполагала, что он решил нарушить свое обещание. Это временное заключение, предварительный ход. Действительно, после того, как Торгерн вернулся и покончил с неотложными делами, он прислал к ней Измаила проводить в отведенное ей жилище.

Крепость Торгерн, по которой княжество получило свое название, стояла на холме. Построена была крепость еще в языческие времена и рассчитана на большой гарнизон со всей обслугой. Здесь не было высоких круглых башен в нынешнем духе, они были квадратными и приземистыми, с обилием разнообразных пристроек, кирпичных и деревянных. Теперь, после долгих лет беспрерывных войн, неурожаев и эпидемий, сильно сокративших население, многие из них пустовали. Одну из таких пристроек, с восточной стороны, предоставили Карен. Там было три комнаты. Одна большая, где располагался очаг, и две поменьше. Два выхода: внутренний из большой комнаты – пройдя по длинному коридору, где стояла стража, и еще нескольким переходам, можно было попасть в центральную часть замка, – и внешний из одной из меньших комнат – во двор крепости. Этот выход также охранялся. Осмотрев все это, Карен собственноручно проверила тягу в печи – большая комната должна была стать рабочей, и сказала: «подходит». Затем она посетила гончарные мастерские и кузницы, находившиеся в крепости, – под охраной, конечно, чтобы получить то, что ей было потребно. Судя по почтительно-испуганным взглядам, которые бросали на нее ремесленники, слух о ней уже распространился.

Последнее, что она сделала на том этапе, – натаскала дров, воды и в первый раз в году помылась и выстирала одежду. С ума сойти – в первый раз после Рождества – до того ли было.

Теперь предстояло найти помощников, вернее, помощниц. Но поначалу нужно было осмотреться.

Обитатели крепости. Во время перехода ее удивило отсутствие в стане капеллана, хотя, вероятно, столь своеобразно верующий тип, как Торгерн, мог обходиться и без священника. Оказалось, что он был, только предпочитал не показываться на глаза. Отец Ромбарт его звали – робкий старик с тоскливым взглядом. Эдакий праведник в банде разбойников. Похоже, что с ним столкновений не ожидается. На Торгерна он не имел и тени влияния. Впрочем, никто не имел.

Уже заметно ощущалась весна, безрадостная весна плена. Она ходила в лес за почками и корой, следом, проваливаясь в тающий рыхлый снег или шлепая по грязи, брел конвоир. Наплевать. Она изучила окрестности и людей. В крепости было полно женщин – жены и сожительницы солдат, рабыни и вольнонаемные служанки. К последним она и приглядывалась. Она решила, что их должно быть две. Неглупые, расторопные и способные не болтать о том, что увидят и услышат. Она нашла их. Две молоденькие девушки – Бона и Магда, чем-то неуловимо схожие, хотя одна была бела, голубоглаза и светловолоса, другая – смуглая, черноволосая и черноглазая. Она подобрала их не только по уму, но и за миловидность, особенно заметную рядом с ее некрасивостью, подчеркивающую ее. Неразговорчивость? Они станут неразговорчивыми. Сознание избранности облечет их важностью, настолько-то она разбиралась в людях.