Читать книгу - "Время отмщения - Алексей Волков"

Нет, подтянув артиллерию, да с вертолетами, мы можем одолеть любое сопротивление, только бой в кишлаке редко обходится без потерь. Но терять ребят из-за всякой ерунды не хочется. Духи же никого пока не убили.

Кстати, было ли вообще нападение, или грузовоз просто слетел с трассы благодаря какой-нибудь поломке?

Я произнес последнюю фразу вслух, и Хазаев немедленно отозвался:

– Было. Главное – умудрились же попасть! Говорят, там движок разворочен. Уж не знаю, как это вышло. И разграблен подчистую.

– Мастера, – хмыкаю я.

Сам я не уверен, что сумел бы точно попасть из гранатомета по быстро движущейся мишени.

– В общем, я возвращаю бойцов, – заявляет комбат. – Но ты пока подожди. Мало ли чего может случиться?

Раз вертолеты уйдут, помочь мы ничем не сумеем. По карте на технике туда ехать часа четыре минимум, а в бою все решают минуты. Но остается надеяться, что все обойдется. Вряд ли духи сидят неподалеку, да ждут, пока кто-нибудь явится посмотреть на дело их рук и повосхищаться меткостью.

Если на то пошло, они могут пока и в кишлаки не заходить, а терпеливо дождаться когда уляжется весь сыр-бор. Хитрости у наших недавних противников хоть отбавляй.

Но я терпеливо жду со своими людьми почти до темноты, когда рев вертолетных двигателей не возвещает о возвращении четвертой роты.

Не столь важно, что без результата. Гораздо важнее, что без жертв.

81

В модулях ученых горит свет. В мозгу поневоле рождается картина, как высокомудрая братия, подобно нам, радостно хлещет брагу и самогон, празднуя свое возвращение в места постоянной дислокации.

Действительность оказывается более прозаической. Столы в комнате у Даши завалены бумагами, и обе женщины старательно разбирают их, попутно заполняя аккуратными почерками новые листы.

Чему тут удивляться? Над нами тяготеет лишь собственное начальство, а над филиалом советской Академии Наук наверняка нависла пресловутая рука Москвы. И держит та рука огромную розгу, дабы наказать нерадивых, не справляющихся с ответственным заданием партии. И еще – крохотный пряник для награждения особо отличившихся.

Писанины у ученых оказывается еще побольше нашего. Как и должно быть. Места здесь новые, науке до сих пор неизвестные, и все надо тщательно описать, запротоколировать, систематизировать и еще многое чего, что может понадобиться тем коллегам, которых не взяли в здешние края.

– Приходится составлять полный словарь языка, – соглашается Даша в ответ на мою реплику и включает электрический чайник.

Это мы до сих пор обходимся закопченными тяжеленными изделиями, чаще висящими над походными кострами, чем используемыми в комнатах. Тут – наука и, следовательно, цивилизация.

Женщины избавились от местных нарядов, и принимают меня в домашних халатах. Правда, по виду намного более дорогих, чем могут себе позволить простые жрицы знания. Очевидно – прибарахлились в столице, уж их-то куда-то выпускали, а не возили повсюду под конвоем. Зато немедленно возникает впечатление уюта, того самого домашнего очага, который советский офицер может обрести лишь с появлением второго просвета.

Вид у женщин порядком уставший, и мне несколько неловко, что отвлекаю их от дел, однако не могу же я просто повернуться и уйти, раз зашел в гости.

– Завидую вам. Интересная работа, познание нового да неизведанного, не то, что у нас. Миры меняются, а для военного везде одно и то же.

– Шли бы к нам, – с улыбочкой предлагает Радецкая. – Учиться никогда не поздно, а мужчин, во всяком случае, на филфак берут охотно.

– Кто же меня отпустит? Это вам надо отрабатывать по распределению три года. Нам – четверть века, правда, считая училище.

– За что же вам такая немилость? – интересуется соседка Даши.

Дарья молчит, и лишь время от времени кидает на меня взгляды. Но как их понять?

– Так мы за время учебы одной каши съедаем столько, что поневоле приходится рассчитываться с государством.

– А потом, значит, ничего не едите? – уточняет Радецкая.

– Почему же? Но служба – такая же работа, и уже не в счет.

– Хоть в армию пойду, а все равно работать не стану, – смеется Дашина соседка, припоминая известный анекдот.

Те, кто их сочинял, явно сами не служили, иначе им бы в голову не пришли подобные шутки. Первые месяцы службы я вообще не имел выходных, не говоря уже о том, что занят был отнюдь не с восьми и до пяти. Но не объяснять же это тем, кто все равно понять не в состоянии!

– Для работы у меня солдатики имеются, – вместо возражений соглашаюсь я.

Разговор явно несет не туда, но я уже успел отвыкнуть от дамского общества. Это же беседовать не тет-а-тет. Вдобавок, приходится следить за языком, чтобы невольно не ляпнуть какое-нибудь привычное выражение, явно не уместное в женском обществе. Но в строю вежливые обороты не котируются, и не только со стороны офицеров, но и со стороны солдат.

Постепенно однако удается перевести разговор на местную цивилизацию. Конечно, интереснее было бы просто побеседовать с Дашей о какой-нибудь ерунде, только Елена отнюдь не собирается никуда уходить, да и узнать побольше о царящих в обществе нравах и его уровне все равно не помешает.

– Живут лучше нашего, – сообщает Даша, но не чувствуется в ней восторга от «лучшей жизни». – Ни стирать, ни готовить, на все есть бытовые автоматы. Даже кнопки нажимать необязательно. Скажи – и будет сделано.

– Конечно. Это мы, дикари, привыкли все своими руками, – киваю в ответ.

– Лучше уж руками! – обычно язвительная Радецкая вдруг вспыхивает. – Еще кто дикарь! Скорее – они! Ни стыда у них, ни совести. Животные и те нравственнее.

– У каждого народа свои порядки. Мы тоже можем казаться кому-то странными, – примирительно замечаю я.

– Порядки? А когда прямо при тебе вдруг предаются разврату это нормально? Вдруг невтерпеж стало! Да порою предлагают присоединиться к ним, – в запале едва не кричит Елена Владимировна. – Еще хорошо, что у них заставлять не принято! А так – свальный грех.

Даша вдруг краснеет, вспоминая что-то из увиденного, а ее соседка безжалостно добавляет:

– Да еще и мужики с мужиками, женщины – с женщинами. Сидят в одной комнате с тобой, ведут беседу, а потом… Может, вам и хотелось бы посмотреть, а нам – извините!

– Знаете, я нормальный мужчина, и предпочитаю женщин.

Счастливый полдень грядущего века!

Но Радецкая уже выговорилась и замолчала. И только в подтверждении слов, что она не такая развратница, как высокоразвитые аборигены, посильнее запахнулась в халат.

Похоже, женщины натерпелись от свободы нравов. Да еще как! Прежде хотелось отпустить по данному поводу какую-нибудь шуточку в стиле незабвенного поручика Ржевского, но посмотрел на их лица и предпочел промолчать.