Читать книгу - "Право учить. Повторение пройденного - Вероника Иванова"

М-м-м-м-м... Туман слишком густой.

«И всё?..»

Дорога несколько... однообразная.

«Скажи уж прямо: не меняющаяся!.. Ты помнишь хоть один поворот?..»

Я задумался.

В самом деле, мы всё время едем по прямой. Но ничего не видим впереди, словно только и делаем, что поворачиваем. Поворачиваем...

Мы движемся по кругу?

«Возможно... Не берусь утверждать, что это круг, а не овал, но основное ты уловил: вы описываете кривую...»

Ещё скажи, замкнутую!

«Догадался? Браво!..»

Ни до чего я не догадывался! Что происходит?

«И от кого ты только набрался этой лени?..» — Вздыхает Мантия. — «Ладно, намекну... Ты ведь ходил с караванами? Ходил... Помнишь, почему погонщики в дороге всегда бодрствуют, а того, кто заснул, ждёт скорая и жестокая расправа?.. Ну, вспоминай!..»

Почему погонщики в дороге не спят? Но... Не может быть. Сонная Дорога?!

«Именно!..»

Самый жуткий кошмар путешественников, место, где нет ни «вчера», ни «завтра» — одно только бесконечное «сегодня», в котором несчастные обречены блуждать вечно. На Сонную Дорогу попадают, если все живые существа в караване задремлют хоть на одну минуту: должно быть лошадь плелась в полусне, если мы таки свернули сюда... Что же теперь делать?

«Прежде всего, не засыпать: если вы все заснёте здесь, то уже никогда не проснётесь...»

Легко сказать «не спать», если вся обстановка вокруг располагает к дремоте!

«Ты уж постарайся...»

А что потом? Ведь этого мало, чтобы выбраться обратно в мир.

«Молиться о спасении не пробовал?..» — В словах Мантии нет даже тени насмешки.

Молиться? И только-то?

Я спрыгнул с козел в жидкую грязь, прошёл вперёд и взял лошадь под уздцы. Ты уж извини, милая, но повишу немного на тебе: глядишь, так нам обоим бодрствовать будет легче.

Тёмные глаза посмотрели на меня с сомнением, но возражений не последовало, и телега покатилась дальше, меся дорожную грязь.

Молиться, значит. А есть ли смысл в молитве? Говорят, что Сонная Дорога проходит между мирами, не принадлежа ни одному из них. Если это правда, какому богу мне жаловаться и кого просить? Кто сможет меня услышать? Только я сам: мои спутники спят глубоким сном, а лошади глубоко безразлична её участь, потому что рядом шагает тот, кто несёт ответственность. Круг замкнулся.

Ты любишь шутить, Пресветлая Владычица? Наверняка, любишь. Зачем иначе сотворила такую пакостную штуку, как Сонная Дорога? Не знаю, что ты находишь забавного в том, чтобы погрузить людей в сети сна: от спящих игрушек ни проку, ни забавы.

— Это верно, — доносится с обочины.

Голос. Звонкий. Детский. Что за фрэлл?!

Рядом с дорогой на поросшем мхом валуне сидит девочка. Совсем юная: лет десяти, не больше. Бледная, невесомая, со смешно торчащими в стороны косицами. С глубоким тёмным взглядом. В простой рубахе с чужого плеча, которое с лёгкостью заменяет крохе платье.

— Чего уставился? — Перекатываются в голосе серебряные монеты.

Монеты...

— Я тебя знаю!

— Да-а-а-а-а? — Недоверчиво тянет малышка. — Тогда тебе повезло больше, чем мне: я себя и не пытаюсь узнать.

— Ты... Это ты заставила меня посмотреть в Зеркало!

— Ну уж, и заставила... — Тонкогубый рот девчонки растягивается в довольной улыбке. — Всего лишь подтолкнула. Ты-то сам так и не решился бы.

— Это моё дело.

— Ты, правда, так считаешь?

Она посерьёзнела, сползла с камня и, шлёпая по мокрой глине, подошла поближе.

— Да.

— А вот врать — нехорошо!

Маленький пальчик поднятой руки грозно качнулся из стороны в сторону на уровне моей груди.

— Я не вру!

— Значит, лжёшь. Обманываешь. Притворяешься. Такие слова тебе больше подходят?

— Ни одно из них!

— Вот ведь, упрямец... — она вздохнула, словно после тяжёлой работы. — Ну да ладно, упрямство — вещь полезная. Хотя и вредная.

Наградив моё внимание сим противоречивым откровением, девочка повернулась и двинулась по дороге, словно приглашая следовать за ней. Я так и поступил, потому что других вариантов действий всё равно в наличии не имелось.

Некоторое время грязь чавкала от наших шагов, но взглянув на голые ноги нежданной попутчицы, в очередной раз по щиколотку погрузившиеся в глиняную лужицу, я не выдержал: подхватил девчонку и усадил на лошадь, за что был удостоен загадочного взгляда и вопроса:

— Это ещё зачем?

— Какая разница? — Опешил я. — Ты не хочешь прокатиться верхом?

Она помолчала.

— Может, и хочу. Но не просилась же! Так почему ты решил так сделать?

— Почему-почему... — Я дёрнул лошадь за уздечку, заставляя двигаться быстрее. — Потому что босиком — холодно. И ноги можешь поранить.

Девочка расхохоталась, обхватила шею лошади руками и долго хрюкала в гриву, а я вымещал досаду на попадавшихся под ноги камешках, поддевая их носком сапога и отправляя в полёт.

Что смешного, скажите на милость? Опять выставил себя дураком, но в отличие от прочих ситуаций сейчас совсем не понимаю, почему надо мной смеются. Потому что проявил неумелую заботу? Это достойно осмеяния? Никогда бы не подумал.

— Извини, — фыркнули сзади.

Не отвечаю.

— Я же сказала: извини, — повторяется уже с меньшей долей смешливости в голосе.

Нет, так просто меня не разжалобить. Продолжаю молчать, считая собственные шаги.

— Я вовсе не над тобой смеялась.

— А над кем же? Здесь кроме меня есть ещё хоть кто-то смешной?

— Есть.

— И кто?

— Я сама.

Упрямо качаю головой:

— А вот теперь ты врёшь!

— И почему же? Разве ты сам над собой никогда не смеялся?

Над собой? Что-то не припоминается. Если и я и вызываю сам у себя улыбку, то скорее печальную, нежели по-настоящему радостную и беззаботную. Пожалуй, не смеялся.

— Никогда.

— Вот! — Жизнеутверждающе звучит сзади. — В этом твоя главная беда!

— Есть ещё и не главные?

— Сколько угодно! Но это самая страшная.

— Может, объяснишь, чем?

— Да ты и сам знаешь, верно? Только не находишь времени, чтобы отложить дела, сесть и чуточку помолчать, не мешая телу и духу договариваться.

— Договариваться? О чём?