Читать книгу - "Город смерти - Даррен О'Шонесси"

— Нет. Позвони мне вот по этому телефону. — Я зачитал ей номер телефона-автомата, по которому звонил. — В два. Я пока смотаюсь в «Окошко», приведу себя в порядок, обдумаю, что теперь делать.

— А туда возвращаться не опасно? — спросила Ама.

— Там он меня не тронет. Свидетелей многовато.

— Но…

— Все, разговор окончен, — отрезал я. — Шевелись. Да, Ама, вот еще что! Пистолет возьми.

Повесив трубку, я покинул торговый центр через центральный вход, стараясь не оглядываться по сторонам и вообще не привлекать к себе внимания. Поймал такси и велел отвезти себя в «Окошко».

В моем номере царила влажная духота. Ноги у меня подкашивались от усталости, я клевал носом — бессонная ночь давала о себе знать. Я распахнул настежь окна, но вместо свежего воздуха с улицы потек унылый смог и дым города, не знающего ни чистоты, ни света. Я пошел в ванную, сполоснул лицо и шею холодной водой, и мое усталое тело немного встрепенулось.

Я решил скатать наверх и поболтать с Кончитой — вчера вечером я ей не звонил, а она, верно, волнуется. Правда, продолжать жить по заведенному обычаю, словно ничего не произошло, казалось мне нелепым, но в таких ситуациях лучше не паниковать. Единственный способ дожить до завтрашнего утра — это не терять голову и предварительно обдумывать свои действия.

Кончита полулежала на диване. Врачей и сиделок нигде не было видно. Когда я вошел, она улыбнулась, привстала, шлепнула по дивану — дескать, присаживайся рядом. За то время, пока я здесь не был, комната преобразилась. Кончита начала убирать драпировки и чехлы, под которыми оказались красивые стены и мебель. Да и сама она как-то расчехлилась — теперь ее ноги и руки были обнажены. Ее дряхлое тело, которого она так стыдилась, теперь выставлялось на обозрение всех гостей.

— Привет, плотвичка, — сказал я. — Как живешь?

— Не то чтобы худо. А ты?

— Жаловаться не на что.

— Я без тебя вчера скучала. Дела?

— Они самые. Извини, что не позвонил. Ты не волновалась?

— Нет, я знала, что у тебя все нормально. Чувствовала.

— Телепатия? — улыбнулся я.

— Может быть. Или просто дар любящего сердца.

— Или потому, что мы оба айуамарканцы? — забросил я удочку.

Кончита поджала губы.

— Нет, — решительно заявила она. — Об этом я говорить не стану. Я из-за этого уже один раз рехнулась. Не буду повторять ошибок. Так что извини, но разбирайся сам. А я тебе советую обо всем забыть. Забыть Ферди, работу, этот город. Уезжай.

— Один? Мне будет тоскливо.

— А ты не поддавайся тоске. — Кончита подтянула ноги, встала на колени на своем диване. Ее глаза светились. — Я изменилась, Капак, — произнесла она. — И переменам еще не конец. — Она обвела рукой неодетую комнату. — Я старуха. Ты помог мне это осознать. Мне скоро стукнет шестьдесят. Всю свою взрослую жизнь я потратила зря — пряталась от правды, воевала со своим телом, была в рабстве у своего лица. Я сдалась и опять превратилась в маленькую Кончиту Кубекик, а надо было продержаться и остаться собой — Кончитой Дорак, женщиной, взрослым человеком. Теперь уж поздно, но не слишком. Какое-то время у меня еще есть.

Я уезжаю, — продолжала она. — Недели через две, плюс-минус несколько дней, меня здесь уже не будет. Собираю чемоданы, увольняю слуг и еду. Я всегда мечтала увидеть мир и перепробовать все в жизни, но какая-то безобразная пуповина привязывала меня к этому городу. А теперь я ее порву. Перекушу зубами и выплюну. С меня хватит. Я устала стоять на месте и подставлять лицо пощечинам жизни. Я сбегу.

И ты тоже можешь сбежать, Капак. Давай убежим вместе. Ты мне поможешь, когда ночь затянется надолго и меня начнут глодать сомнения. Мира я больше не боюсь, не боюсь, что люди будут смеяться, пялиться и тыкать пальцами. Пускай! Они не сделают мне ничего такого, что я уже не сделала себе сама. Каким мучениям я себя подвергла, каким страданиям… Но теперь все. Я уезжаю. Посылаю все это к черту. Полечу на самолете, сяду на круизный лайнер, поеду с караваном по далеким и удивительным песчаным пустыням. Не знаю, сколько еще жизни осталось в этих костях, но то, что осталось, я использую до последней капли. Я буду ЖИТЬ, Капак! Впервые в жизни я стану самой собой и повеселюсь на славу!

Поехали со мной. — В ее глазах горели крохотные, яркие, гипнотические искры. Она изо всех сил пыталась обратить меня в свою веру, спасти. — Брось Ферди, гангстеров, боль и смерть. Брось этот город. Стань моим спутником. Сыном. Мужем. Братом. Другом. Мы станем притчей во языцех в сотне столиц. Они с ума сойдут, гадая, кто ты — то ли жиголо, то ли растлитель малолетних!

Не произнося ни слова, я ласково сжал ее руки и медленно покачал головой.

— Нет, Кончита, я не могу. Я рад твоему побегу. Может быть, однажды и мне удастся это сделать. Но подумай, как долго ты сама шла к этой точке: через десятки лет страданий и боли. А я только начинаю. Я не могу повернуться к городу спиной. Время еще не пришло. Найди кого-нибудь еще. Хорошего человека, не скованного, как я, делами и желаниями. Я буду для тебя лишь обузой, цепью, приковывающей к прошлому. Да, я указал тебе дорогу к свободе, сам не зная как, но если я поеду, то буду тебе лишь мешать. Я разрушу то, что спас. Такой уж я человек.

— Знаю. — Голова у нее поникла. — Я на всякий случай спросила, потому что надеялась, но я заранее знала. — Кончита подняла глаза. — Это тебя погубит, Капак. Ферди тебя в порошок сотрет. А если не он, так ты сам. Капак, Кардинала победить нельзя. Он сильнее всех. Кардинал сломал мне жизнь. Он сломал жизнь Ферди. Все, к чему он только прикасается… Он так устроен, Капак. Он не нарочно.

— Наверное, ты права, — кивнул я. — Но, Кончита: мое предназначение здесь. Это единственное место, где я могу находиться. Я и сам не понимаю Почему, но здесь что-то такое есть, что-то, кроме Кардинала, и оно приручило меня. За пределами города я собьюсь с пути.

Кончита высвободила руки.

— Как же вы похожи, — вздохнула она, — ты и Ферди. Два сапога пара. Он был злее тебя, не такой утонченный, не такой тактичный. У него не было твоего самообладания и умения перелагать мысли в слова. Когда он был в твоем возрасте, его величайшим ораторским достижением было невнятное двусложное ворчание. Но в остальном вы — как две капли воды. Оба знаете, чего хотите, и цену, которую вам придется заплатить; оба не хотели бы расплачиваться, но осаживать коней тоже не желаете.

— Какова же цена, Кончита?

— Сам знаешь.

— Нет, не знаю. Скажи.

— Твоя жизнь, — произнесла Кончита, отводя глаза.

— Я ее и так когда-нибудь потеряю, — рассудил я. — Что еще?

— Твои друзья.

— Очень многих я уже потерял. Еще?

— Твои сладкие мечты станут горькими и обратятся против тебя.

— С мечтами так частенько бывает. Какова цена, Кончита? Какая такая ужасная утрата мне суждена? Скажи.