Читать книгу - "Врата Смерти - Стивен Эриксон"

— Я не хочу спать.

Разбойник по-кошачьи бесшумно подошел к ней.

— Мне ровным счетом плевать, хочешь ты спать или нет. Если останешься торчать на солнце, то потом вылакаешь больше воды. Это тебе понятно? Так что лезь внутрь, или я въеду тебе по заднице и затащу насильно.

— Будь здесь Бенет, ты бы…

— Нет больше твоего Бенета! — прорычал в ответ Бодэн. — Надеюсь, Клобук запихнул его поганую душу в самую глубокую яму.

— Сейчас ты смелый. А тогда попробовал бы встать против него.

Бодэн смотрел на нее так, будто она была мухой-кровосоской, попавшей в паутину.

— Попробовал, — с кривой усмешкой проронил он и отвернулся.

Фелисину вдруг прошиб озноб. Она рассеянно смотрела, как Бодэн подошел к другому шатру и заполз внутрь.

«Меня не одурачишь, Бодэн. Когда-то ты был бродячим псом, таящимся в городских закоулках. И теперь ты такой же пес. Закоулки исчезли, но в тебе ничего не изменилось. Ты признаешь только силу и власть. Будь Бенет сейчас с нами, ты бы терся о его ноги и преданно повизгивал».

Посидев еще немного, Фелисина отправилась в свой шатер.

Чем сильнее она пыталась заснуть, тем дальше уходил сон. Фелисина ворочалась на подстилке. Она разглядывала опостылевший узор грубо переплетенных парусиновых нитей. Сейчас бы шарик дурханга или хотя бы кружку вина. Тогда бы она быстро погрузилась в ярко-красную реку своих снов. Фелисина попыталась представить себе эту реку и мысленно погрузиться в нее. А ведь река куда-то течет. Куда? Скоро она узнает это, и вместе со знанием придут перемены в ее жизни. Она перестанет быть просто толстой, подурневшей и потасканной девкой. Будущее. В Макушке оно измерялось не десятками лет, а днями.

«Мне нет еще и шестнадцати, но назвать себя молодой я могу лишь с издевательской усмешкой».

Фелисина ненавидела себя и в этой ненависти ощущала какой-то смысл. Она служила границей между сном и явью, между тем, что есть и что могло быть. Геборий терпеть не может. мечтаний и фантазий. Как он это называет? «Игра ума». У ученых для всего есть свои названия. Старик не верит в вещие сны. Любое упоминание о них исторгает из него фонтан колкостей.

«Но мы с Геборием похожи. Разница лишь в том, что я ненавижу себя, а он — всех подряд. Кому из нас тяжелее?»

Фелисина все-таки заснула и проснулась с тяжелой головой.

«Как после дурханга», — подумала она.

Судя по тусклому свету, пробивавшемуся внутрь шатра, уже смеркалось. Геборий и Бодэн негромко переговаривались. Похоже, они готовились к очередному переходу. Фелисина закрыла глаза, попытавшись снова погрузиться в красную реку сна, но не сумела.

Она села на подстилке, ощущая, как тело противится каждому ее движению. Геборий и Бодэн испытывали то же самое. Старик утверждал, что это вызвано однообразной пищей. Можно подумать, в Макушке их кормили лучше! Вообще на еду было грех жаловаться: их снабдили сушеными фруктами, вяленым мясом и черным, невероятно жестким досинским хлебом.

Преодолевая телесную боль, Фелисина выбралась наружу. Неужели они упустили ночь и проспали до самого утра? Или это ее сон был таким коротким и ночь еще впереди? Геборий с Бодэном неторопливо жевали. Рядом лежали отощавшие мешки с припасами. Больше всего у них осталось хлеба. Он был соленым и вызывал чудовищную жажду. Поначалу Геборий утверждал, что, пока у них достаточно сил и не так обезвожено тело, нужно питаться хлебом. Бодэн и Фелисина не пожелали тогда прислушаться к его советам. Больше старик об этом не заикался. Помнится, Фелисина все подкусывала его, спрашивая: «Что же ты не следуешь собственным советам?» Теперь она понимала, что Геборий был прав. Даже если они и доберутся до берега, у них не останется ничего, кроме соленого хлеба. А воду придется пить по глоткам.

«Может, мы потому и не слушали Гебория, что оба не верили в успешное окончание нашего путешествия. Наверное, старик это тоже понял. Неужели я так привыкла жить одним днем, что разучилась предвидеть? Я пропустила мимо ушей его совет из чувства противоречия. Как видно, напрасно. С Бодэна что возьмешь? Преступники редко бывают наделены умом».

Фелисина молча присоединилась к завтраку. Поев, она сделала пару лишних глотков теплой воды. Спутники выразительно посмотрели на нее, однако ничего не сказали.

Бодэн тщательно упаковал провизию в мешок.

— Ну и странная же мы троица, — вздохнул Геборий.

— Ты имеешь в виду, что каждый из нас терпеть не может остальных? — спросила Фелисина. — Тут нечему удивляться, старик. С кем ты делишь этот путь? Со шлюхой, которой ты предрекал самое плачевное будущее, причем неоднократно. А кто наш Бодэн? Разбойник, давно избравший для себя одиночество. Он изрядный забияка, наш Бодэн. Думаешь, из-за избытка храбрости? Совсем наоборот: в душе он трус.

Она оглянулась на хмурого Бодэна и одарила его лучезарной улыбкой.

— Я права, Бодэн?

Он ничего не ответил, только еще больше нахмурился. Следующей жертвой Фелисина, естественно, выбрала Гебория. — Ну а особенности твоего характера и так известны. Не стану их называть.

— Сделай милость, девочка, — пробормотал бывший жрец Фенира. — Забыл тебе сказать: я не нуждаюсь в нотациях пятнадцатилетней девчонки, рассуждающей об особенностях моего характера.

— Тогда не хочешь ли рассказать нам о своем прошлом, Геборий? Почему ты ушел из братства Фенира? Поди, запустил руки в монастырскую сокровищницу, или как это у вас называлось? А братья тебя изловили, оттяпали кисти рук и вышвырнули за ворота. Тебе просто не оставалось иного, как сделаться историком.

— Пора двигаться, — напомнил Бодэн.

— Но Геборий не ответил на мой вопрос.

— А по-моему, ответил. Теперь закрой рот. Кстати, сегодня второй мешок понесешь ты, а не старик.

— Насколько понимаю, это мне в назидание, — усмехнулась Фелисина. — Только не жди, что я рассыплюсь в благодарностях.

Бодэн встал. Лицо его не предвещало ничего хорошего.

— Оставь ее, — сказал Геборий Бодэну.

Историк нагнулся, чтобы надеть лямки мешка, и тут Фелисина впервые увидела культю, который он дотрагивался до яшмового пальца. Кожа на культе покраснела и распухла. Узоры татуировки сделались почти черными. Более того, татуировка на всем теле как-то странно вздулась, словно нарисованные линии были жилами.

— Что с тобой? — спросила Фелисина, забыв про свои колкости.

— Я бы тоже хотел знать, — коротко ответил Геборий.

— Ты как будто обжег свою культю о тот палец.

— Не обжег, но болит так, словно Клобук поцеловал мне руку. Может, дело не в пальце, а в отатаральской пыли? И способна ли одна магия порождать другую? Я бы дорого дал, чтобы получить ответы.

— А кто тебя просил трогать этот проклятый палец? — спросила Фелисина, словно перед ней был напроказивший ребенок. — Только добавил себе мучений.