Читать книгу - "Эльфы, топор и все остальное - Евгений Шепельский"

Мурлыкала…

— Я сказал: надо, мол, выбрать на ближайшем гребне деревцо повыше, и оглядеться, чтобы знать, где опасность, значит, а где ее нет.

Шипела…

— Мудро.

Моя кошка…

Олник приосанился.

— Ну, Монго и полез. Он самый молодой да резвый. Только на том дереве было гнездо горных шершеньков, и он его макушкой своротил по чистой случайности.

— О-о-о-ой!

— Во, слыхал? Ему, пока он вниз то полз, то падал, всю ряху искусали, а орал он так, что к нам все окрестные гоблины сбежались. Не сразу, правда, они же хитрые и пугливые. А когда мы опять начали мастерить из веток волокуши для вас, болезных, вот тогда и окружили всей кодлой. Повязали враз, сети набросили, как на медведей… А потом сюда привели. Тут недалеко… Лошадок отобрали, все отобрали, эркешш махандарр! Ой, — он потер отбитое ухо, — можно, я присяду? Голова кружится. — Он сел рядом со мной, положив на колени деревяшку.

— Сильно били тебя? Почки целы?

— Ась? Вообще не били. Это я с Крессиндой уже тут поцапался. Знаешь, слово за слово, а потом она и скажи: мол, я виноват, что гнездо не заметил, и вообще на мне все грехи гномского народа, да еще борода не растет… Тут уж я не стерпел, дохлый зяблик, припомнил ей Жриц Рассудка и все-все-все!

— Ну, я вижу, общий язык все-таки нашли?

Он кашлянул, задумчиво покатав дубинку на коленях.

— Язык? Да чего язык… Я тут, она у двери. Я ей сразу сказал — вот тут, за алтарем, моя земля, независимая мужская территория, и чтобы не подходила!

Я недоуменно нахмурился:

— Так что, получается, вас вообще не били? А что с Имоен?

Он сделал страшное лицо, прижал палец к губам и прошипел на весь храм:

— Жен-ски-е де-ла-а!

О боги!

Отправляясь в поход с девушками, всегда нужно помнить об этой проблеме. А уж если такое случилось, — своевременно помогать, не нагружать, в общем, всячески облегчать путь. У этих дел мерзкая привычка — они всегда случаются не вовремя.

— Уже третьи сутки, — добавил гном все тем же шепотом. — Не по сроку. И живот болит. Она думает, это от всякого такого, ну, что у моста случилось… Там бы не всякий мужик сдюжил…

— Из-з-зверги-и!

— Во, слыхал? Как есть сбрендил, а еще епископ и башку бреет! В общем, остались от нашего отряда рожки да ножки…

Я с хрустом сжал кулаки.

— Есть хорошие новости? Хотя бы одна?

— А? Так все хорошо, все нормально, между Фрайтором и Арконией началась новая война за веру, как они ее там называют… фэндомментальная.[3]Аркония требует признать, что у Чоза все-таки три рога и закрыть храмы младших богов, Атрея там, Рамшеха и прочих, ну старая бодяга. Когда у святых отцов случаются крестьянские бунты, они сразу затевают войну с Фрайтором, а те и рады — у них же из-за блокады Харашты торговля упала, народ ропщет. Мне дядюшка Самофрел все рассказал…

Война, вот оно что! Фундаменталисты Престола Истиной Веры Арконии двинулись в бой, как уже случалось и десять, и двадцать, и много-много лет назад… Значит, весь Фрайтор на ушах, и пересечь его будет непросто, и также непросто будет пересечь Арконию: придется, видимо, ехать вдоль гор Зеренги, через гномьи владения, хотя это удлинит наш путь… Гритт, о чем я? Нам бы как-нибудь вырваться от гоблинов. Звезды против нас, карты против нас, гороскоп Альбо… Что он там еще наобещал, безумный епископ? Почти все, о чем он говорил, исполнилось.

— А у Фрайтора, сказывают, дела хреновы. Как у вас, людей, говорят: разврат и ушатание.

— Разброд и шатание, вернее. Но ты близок к истине.

— Ага! Рыцари Храма Чоза да бароны-землевладельцы между собой лаются, а на них обоих церковники бочки катят… А сам сатрап между ними всеми как в клещах зажатый… Бывают тройные клещи, Фатик?

— Вряд ли, дорогой мой Гагабурк. У сатрапа и раньше были проблемы с властью, он же слабоволен и глуп. В последний раз он едва отбился от Арконии, если помнишь.

— Э… это да… Ну да мы, гномы, ему здорово помогли. У сатрапа, дядюшка сказал, новая фаворитка… — Олник понизил голос. — Бабенка!

— Да? Я бы сильно удивился, будь у сатрапа в фаворитах мужик. Как его зовут, кстати?

— Мужика?

— Сатрапа, Ол, сатрапа! Я напрочь забыл его имя!

Олник наморщил лоб.

— Так ведь и я не помню… А вот фаворитку зовут Рондина Рондергаст, по кличке Боевая Баба!

Рондина… Призрак прошлого… Не дай Небо снова попасть к ней в руки!

— Кстати, Фатик, вот добрая весть: боевая артель моего папочки «Огнем и Мечем» снова в деле! Контракт им от сатрапа дали хороший, ну а папочка всегда рад оказаться подальше от мамочки: она его поколачивает, когда перепьет пива.

— Артель? — Олник как-то рассказывал о ней. — Насколько помню, артельные гномы огнют и мечут, верно?

— Ага. Но бочки с уракамбасом,[4]которые поджигают и катят на врага, или там бочонки, которые полагается метать, — это вчерашний день! Мой папа недавно придумал заливать неразбавленный уракамбас в глиняные бутылки, затыкать горлышки тряпкой, поджигать и в таком виде швырять. Дядя сказал — в теории рыцарь жарится прямо в доспехах; на живом-то они не проверяли, пока не случилось оказии. Но есть одна закавыка — уракамбас из бутылок испаряется слишком быстро. Вот утром только налили, в ящик рядком уложили, пробками на время заткнули, глядь — к вечеру у всех бутылок только на донышке! Как, почему — загадка и тайна! И охрана возле ящиков не помогает! Дядюшка Ойкни говорит, в артели еще сочинили хитрую дымовальную боевую машину, ужасное оружие, — огромную хреновину с тремя дымящими трубами! Самоходная громадина — в пику карликам с их фальшивым водным самоходом![5]Наше, гномье, чудо света! Представляешь, Фатик? Машина движется сама! Она, того, на колесиках! Мы смогли, мы, гномы! — Он вдруг закручинился, в уголке левого глаза повисла слезинка. — Нет, давненько я не был дома, а уж теперь, видно, и не побываю, никого и ничего не увижу, ни с кем не обнимусь, ни бутылки не вы…

Тут раздался скрежет дверных петель, и в храм из притвора высыпал десяток коричневых гоблинов с короткими копьями в лапах. Кривоногие мордатые крепыши ростом с гномов, коричневые гоблины малочувствительны к холоду, поэтому даже зимой могут ходить в набедренных повязках из невыделанных шкур и босиком. Но эти были одеты в подобие кожаных туник и плетенные из лыка опорки. У старшего, как генеральский лампас, лежала поперек груди выкрашенная киноварью меховая лента.