Читать книгу - "Мать лжи - Дэйв Дункан"

Она с удивлением заметила, как гордый старик огляделся по сторонам, пытаясь проникнуть взглядом в тени. Он волновался, однако выглядел довольнее, чём обычно.

— Я пришел от очень важного посетителя, миледи. Он попросил меня устроить аудиенцию с его светлостью, и я объяснил ему, что это невозможно. Поэтому он умоляет вас его принять. Здесь. Он особенно настаивает на том, чтобы встреча состоялась в Зале с Колоннами.

Оливия попыталась скрыть нахлынувший страх за гневными словами.

— Возмутительно! Он диктует мне, где мы должны встретиться?! Даже Кулак не осмелился бы на такое! Кто этот нахал?

Она с ужасом осознала, что догадывается, кто послал к ней наставника. За прошедший год война подступила к самой Селебре.

Дицерно сделал еще шаг в ее сторону. Его тихий голос стал похож на тончайшую паутину и был едва слышен за грохотом непогоды.

— Вероятно, этот человек сейчас более могуществен, чем лорд крови.

Оливия почувствовала себя так, словно вся ее кровь превратилась в лед.

— Лично? — прошептала она. — Он здесь, в Селебре? — Лед, сплошной лед. — Вы уверены?

— Я был его учителем, миледи. Он чуть старше Дантио. Ему можно доверять. Он… временами он по-солдатски груб, миледи, но до лорда крови ему далеко.

Разумеется. Стралг один такой. Абсолютное зло не может дважды появиться в человечьем обличье.

— Что ему надо?

— Он не сказал.

— Завтра, когда советники…

Дицерно покачал головой.

— Он дал клятву, что покинет город до рассвета. Миледи, я ручаюсь, ему можно доверять! Не забывайте, что он… из аристократической семьи Селебры. Миледи, вы должны его принять!

Пьеро не стерпел бы этого слова, а Дицерно никогда не употребил бы его без надобности.

Сам Марно Кавотти?! Даже представить страшно, что сделает Стралг, если проведает о встрече, а Оливия лучше многих знала, как далеко может зайти его жестокость. И что, если она не станет разговаривать с Мятежником? Она оказалась между двух огней. Мать Кавотти была Советницей, но они с Оливией не ладили. Впрочем, та вряд ли испытывала нежные чувства к сыну.

Оливия, задрожав, кивнула.

— Приведите его. Поговорим здесь, раз ему так угодно.

* * *

Оливия решила непременно получить совет и наставления Пьеро. Она быстро шагала по коридорам, в которых гулял ветер, и молилась священной Синаре о том, чтобы муж был в состоянии ей помочь. Она отправилась к нему одна, держа в одной руке крошечную масляную лампу и другой рукой защищая ее от ветра. Два года назад Оливия шла бы к нему в сопровождении целой свиты придворных дам и слуг с лампами, но с тех пор, как здоровье Пьеро ухудшилось, ее окружение заметно поредело — в основном по ее же воле. Сейчас она боялась придворных, представляя себе, как они смеются у нее за спиной и рассуждают о жалких попытках Ассичи-Селебр управлять городом. Они намекали, что Совет должен назначить другого регента, иначе лорд крови вскоре навяжет им нового дожа по собственному усмотрению. Нет, людям лучше не знать, как близок к смерти их правитель, когда его законные наследники все еще на другой Грани. Оливия постепенно отказалась от слуг. Весь двор словно бы вымер, и временами она чувствовала себя единственным живым человеком во дворце или даже в городе.

Главная спальня дожа производила неизгладимое впечатление на входящих. Настоящая сокровищница, где дожи рождались, давали жизнь наследникам и умирали — так думал народ. Пьеро никогда ею не пользовался и говорил, что чувствует себя в ней музейным экспонатом. Они с Оливией спали в роскошных покоях для гостей. Одна из больших комнат теперь превратилась в святилище Налы и вся пропиталась запахом священного дерева, которое сжигали перед изображением богини. Хотя казалось, что в покоях никого нет, здесь было четыре налиста, две сиделки и три дворцовых лакея. Некоторые слуги дремали, растянувшись на широкой спальной платформе. Вне всякого сомнения, они не ожидали возвращения правительницы. Старшая из сестер Милосердия — крупная пожилая женщина в белом плаще, свидетельствующем о ее положении — стояла на коленях перед алтарем священной Налы и молилась; остальные наблюдали за игрой в тегаль. Игроки и зрители вскочили на ноги, когда вошла Оливия. Она без слов промчалась через комнату в короткий коридор, ведущий ко внутренним покоям, где одну из комнат превратили в больничную палату Пьеро. Он говорил, что хочет умереть в тишине.

Услышав голос мужа, она замерла в дверях, охваченная внезапным гневом — она множество раз твердила слугам, что ее надо позвать, если ему станет лучше. Комната была маленькой, совсем простой, и даже цветы в горшках, расставленные у дальней стены, не могли перебить запах смерти. Умирающий дож лежал на переносной кровати, его лицо в тусклом свете ламп, казалось, приобрело цвет охры. Пьеро никогда не был крупным мужчиной, а теперь иссох и сморщился, точно прошлогоднее яблоко.

На табурете возле кровати сидел еще один последователь культа Налы в темном плаще с капюшоном и прислушивался к хриплому шепоту дожа. Оливия неслышно подошла ближе, пытаясь разобрать государственные тайны, но муж говорил не по-флоренгиански. Вскоре она поняла, что это и не вигелианский, которому она урывками училась в плену.

— Что?

Налист подпрыгнул от неожиданности и огляделся по сторонам. Оливия привыкла к тому, что братья Милосердия — немолодые люди, да и правителю Селебры присылали только самых старших членов культа. Этот же налист был юн и явно напуган появлением Оливии.

— О чем он говорит?

Юноша улыбнулся грустной улыбкой налистов. Ее, по крайней мере, он успел освоить, хотя прошел посвящение совсем недавно. Видимо, ему поручили ночное дежурство втайне от Оливии.

— Ничего, миледи. Бессмысленный набор звуков.

Он что-то прошептал больному и похлопал его по руке. Пьеро тут же замолчал.

Оливия не знала — возможно, никто из непосвященных не знал — какое облегчение дарит больному сама Нала, а к чему его подталкивают налисты.

— Ты заставил его умолкнугь? Да как ты посмел?!

— Я не заставил, миледи, скорее позволил. Ему так легче.

— Оставь нас. Позже я поговорю с главой вашего культа.

Юноша осторожно положил руку Пьеро на одеяло и встал.

В этот момент на его лицо впервые упал свет, и Оливия увидела слезы на щеках и красные глаза. Она изумленно поставила лампу на стол и взяла освободившийся табурет. Налист поклонился и вышел.

— Где они?

Шепот Пьеро, внятный и четкий, заставил ее вздрогнуть. У него были открыты глаза, хотя она видела, что его взгляд блуждает.

— Верни их!

Он нахмурился, взглянув на нее — озадаченно, словно не понимал, что происходит.

— Кого вернуть, дорогой?

Мятежник в городе, а Пьеро в своем нынешнем состоянии не может дать ей совет. Поначалу, чтобы прогнать боль, хватало одного короткого посещения налиста в день, теперь же муки постоянно возвращались, давая Пьеро лишь короткие передышки. Оливии не следовало его беспокоить. С другой стороны, если бы она не пришла, она бы не встретила мальчишку, который ставил над ее мужем какие-то мерзкие опыты.