Читать книгу - "Последняя битва - Алексей Бобл"

— В мастерскую? — потирая лоб, с несчастным видом произнес Бяшка.

— В нее. И чтоб куртка была как новая, — строго сказал киборг. — Уяснил?

— Угу.

Когда Бяшка скрылся между палатками, Вик спросил:

— Георг, у тебя из-за меня проблем не будет?

Киборг смерил его взглядом, почесал бороду.

— Разберемся. Подгоняй сендер к воротам, сейчас дробильный пресс заведем. — Скривившись, он уставился на предплечье, где подтекало масло. — Представляешь, пар в котле травит, а где, никак не пойму. Все облазил. Шланги, клапана, насос в системе проверил — исправны. И травит, будь оно неладно. Поможешь?

Вик улыбнулся:

— Помогу, Георг.

— Поехали. — Киборг сел прямо и махнул вперед.

* * *

Ферзь сидел на табурете посреди светлой комнаты, скрестив перед собой кулаки, неспешно потирал предплечья. Пульсировали рубцы, оставленные бечевой на запястьях, пальцы дрожали, побелевшие ладони дышали холодом. Хотелось промочить горло, чтобы избавиться от вязкой горечи чензира, который он так и не смог выплюнуть, когда стянули мешок с головы. Разбухший кусок вынул здоровенный мутант в меховой безрукавке и шортах. Щерясь в лицо Ферзю своими желтыми клыками, он сдавил дряблую шею старого вора, сунул грязные пальцы ему в рот и выковырял кляп.

Мутант сразу покинул комнату, оставив хозяина нищих кварталов наедине с человеком, расположившимся за столом напротив. Вор не спешил заговаривать с ним — не следует начинать первым, показывая обеспокоенность своим положением. Надо выждать, осмотреться, пусть незнакомец сделает ход, приоткроет карты.

Стены комнаты были усыпаны пулевыми отметинами. На выскобленном до желтизны дощатом полу валялись куски штукатурки, стреляные гильзы, в некоторых местах виднелись свежие пятна крови. Ферзь почему-то решил, что именно отсюда огрызался омеговский пулеметчик, стрельбу которого он слышал недавно. Справа от него стоял деревянный стеллаж с железными ящиками на полках, половина стены слева была занавешена красным полотнищем с шитой золотыми нитями подковой и словом ОМЕГА под ней. Ветерок, задувавший сквозь широкое окно с перекошенной от взрыва рамой, слабо колыхал изодранные осколками занавески. Их опаленные края лизали столешницу, на которую незнакомец положил ноги в кирзовых сапогах.

С непроницаемым лицом он листал толстую книгу в кожаном переплете, не обращая на Ферзя внимания. Словно того не было в комнате, словно вор — часть убранства, мебель, к которой незнакомец давно привык. Он был плечист. Резко очерченные скулы, орлиный нос, острый подбородок и широкий лоб говорили хозяину нищих кварталов о многом. Ферзь хорошо разбирался в людях и сразу понял: перед ним тот, кто владеет грамотой, умен, умеет терпеливо ждать, чтобы в нужный момент прогнуть ситуацию под себя; привык повелевать, отдавать указания, которые незамедлительно исполняют, и, как и предполагал вор, не мутант. Так кто же он? Одет в брезентовую куртку, какие носят старатели-нефтяники, штаны из плотной материи, прошитые кожаными вставками. В сложившийся образ не вписывалась ссадина на лбу, затянутая коричневой коркой спекшейся крови.

За спиной раздалось шарканье, стук, и через комнату, посмотрев на Ферзя светлыми глазами, проковылял долговязый пацан. Вместо одной ноги у него был протез. Стуча по полу концом блестящего штыря, приваренного к люминевой гильзе чуть ниже колена, он обошел стол и склонился к незнакомцу. Тот даже не оторвался от книги, пока долговязый оживленно шептал ему на ухо. Выслушав известие, кивнул и перевернул страницу. Пацан выпрямился и поковылял к выходу.

Лицо его Ферзю показалось смутно знакомым. Правильный овал, прямой нос, жесткие, темные, стоящие торчком волосы напомнили давнего кореша из Херсон-Града. Тот был искусным мошенником, вся его семья когда-то промышляла подставами на базаре Крыма. Вот только именно что когда-то. Связался тот с крабодианцами, фраернулся перед ними, что знает, как инкерманских гетманов вокруг пальца обвести, партию выработанного для небоходов чензира у них из-под носа выкрасть. Сектанты, недолго думая, сдали его Раде Инкермана вместе с семьей, чтобы проблем потом не было. Гетманы — люди на расправу скорые — лютой смерти предали корешка, его сыновей и женку, скормили катранам в пустыне. Все это Ферзь узнал от одного жулика, прибывшего караваном с юга. А ведь он виды на кореша имел, хотел в Москву к себе перетащить, дела проворачивать, в долю взять, но не успел.

Шаги за спиной стихли. Незнакомец продолжал листать книгу. Вор покачал распухшим языком расшатанные передние зубы, громко сплюнул и с трудом согнул морщинистые пальцы. Ладони порозовели, вены на запястьях вздулись.

— Плохо выглядишь, Ферзь. — Захлопнув книгу, незнакомец бросил ее на стол, поставил ноги на пол, сев прямо. — Промочи горло. — Он достал из-под куртки флягу и протянул Ферзю.

Вор молча поднялся, шагнув вперед, взял ее. Свинтив непослушными пальцами крышку, понюхал горлышко, запрокинул голову и принялся жадно пить. В животе громко заурчало. Вода была на удивление холодная, чистая и совсем не имела вкуса и запаха. «И где они такой набрали?» — возвращая флягу, подумал Ферзь.

— Напился? — произнес незнакомец. — Теперь сядь.

Властность в его голосе Ферзю не понравилась. Никто не смеет говорить с хозяином нищих кварталов в таком тоне. После голодного бунта в Москве каждый знает, какая за Ферзем сила стоит. Тогда Орден пытался задержать на въезде в город караван, прибывший с Моста. Вор забашлял за него кругленькую сумму своему давнему корешу Вонючке Погрызу, правильному торговцу с окраин Крыма. Мало кто знал, что в караване, помимо знаменитых арбузов Моста, были мешки с плодами кактуса мамми. Ферзь думал по торговле наркотой в Лужниках монополию устроить, но не срослось. Не иначе предал кто-то, сдал груз монахам. Только перестарались тогда жрецы-каратели, Арлекина по запаре кончили, он с караваном тем от самого Моста ехал. Арлекин был приемным сыном Ферзя и правой рукой во всех воровских делах. Наследником, которого уважали в нищих кварталах, которому старый вор доверял больше, чем себе, и собирался вскоре власть в клане передавать. Пришлось из ситуации выгоду извлечь, внушить братве, что монахи решили голодом кварталы уморить, потому Арлекина застрелили и вскорости самого Ферзя в расход пустят. Беднота, не без указки бригадира и смотрящего, тогда в правильном направлении думала, на всех углах монахов стали резать. Город два дня стоял на ушах. После того в кварталы парламентер из Храма прибыл, головы Арлекиновых убийц привез и предложение о мире…

— Сядь! — грозно выплюнул незнакомец.

Расправил плечи, опершись на локти, сцепил пальцы перед собой и уставился на Ферзя тяжелым взглядом.

Скрежетнув зубами, вор вернулся к табурету.

— Ты поможешь мне, — услышал он, как только сел. — Твой интерес будет учтен.

Говорил незнакомец утвердительно, не торгуясь, не выказывая сомнений, мол, вопрос давно решен и на то не требуется согласия Ферзя. Старый вор ухмыльнулся, открыл рот…