Читать книгу - "Ключи Коростеля. Ключ от Снов - Сергей Челяев"

Спустя час Одинец все-таки пришел в себя, спешно вызвал двоих своих самых надежных людей и велел им во что бы то ни стало разыскать предателя, балтского разведчика Ивара, но только так, чтобы ни один волос с головы перебежчика не упал. Взмолились оба русинских разведчика: Ивара и без того уже обыскались разведчики и проныры всех королевств, а русины с балтами – те чуть ли не каждый камень на острове перевернули в поисках рыжего изменщика. Но шепнул Одинец им несколько слов, и в лице переменились оба разведчика. Побледнели как полотно оба и рысью бросились в лес. Проводил их Одинец взглядом, сокрушенно вздохнул, покачал головой и вернулся в свою палатку. Не верил он уже, что найдут Ивара, а теперь – в особенности. А мысли его раз за разом возвращались к злополучной, проклятой записке со стрелкой, будь она трижды неладна!

Все получалось иначе, с той самой минуты, как увидел Одинец предательскую записку Ивара. Стрелка его ясно и недвусмысленно указывала, откуда надо смотреть на фронт объединенных королевств. И в этом случае выходило, что менялись стороны местами: правый фланг становился левым, а левый получался правым. Все зависело от того, как смотреть на линию королевских войск. И получалось теперь, что Ивар отправил северянам ложное послание, направив их удар не на русинов, а, напротив – на сильный отряд балтов. А стратегия в этом сражении объединенных королевств и союзника их, Новограда, в том и состояла, чтобы спустя час-другой отчаянной рубки выманить именно на балтов основные силы Севера, прогнуть фронт и в притворном отступлении охватить вражеский фланг.

Две мысли теперь тяготили русинского воеводу тайных дел: кто-то, выходит, оклеветал ни в чем не повинного парня, и, возможно, та же рука отравила в ночь перед битвой его, Одинца, молодцов. Крепко задумался воевода и, наконец, решился… все оставить, как есть. Своим людям, что воротились ни с чем, велел продолжать поиски, но строго-настрого им наказал: коли попадет в их руки рыжий балт, живьем тащить сразу к нему, Одинцу, без всяких самосудов и измывательств, поскольку будто бы знает балтский лазутчик северные секреты и надобно его сперва допросить с пристрастием, а потом уже и решать, как примерно казнить проклятого изменщиком. Сам же Одинец тем временем внимательно приглядывался, кто в союзном стане больше всех поносит предателя, кто наиболее рьяно организует его поиски, а кто – наоборот на эту тему предпочитает помалкивать да отшучиваться. Смотрел Одинец, примечал, и все тяжелее становилось у него на душе: чувствовал, что так и не суждено им отыскать Ивара живым. Да и тела несчастного балта не нашел никто из разведчиков и дознавателей, хотя старались все на совесть. Потому, когда отплывал корабль русинских таинников, был Одинец лицом темнее тучи, да все истолковали, что расстроен русинский воевода, что, мол, не довелось ему разорвать рыжего предателя собственноручно, как и пообещал, по кусочку за каждого его погибшего разведчика. Молчал Одинец как рыба и правды не раскрыл никому, поскольку разумно решил – еще не время. А мертвые все равно сраму не имут, как говаривали в его родных краях. Так все и осталось на своих местах, и только душу Одинца отныне словно кто-то рассек надвое, и половинки ее никак не хотели срастаться, а пропасть меж ними с каждым годом росла и росла.

– А сюда-то ты как умудрился попасть? Неужто прямо под землей прошел? – с любопытством спросил Травник. Этот человек, казалось, умел оставаться серьезным и сосредоточенным в минуты, когда других охватывало безудержное, беспечное веселье, и не падал духом в скорби и смертной тоске.

– А вы о Рыбаке разве не слыхали? – в свою очередь ответил вопросом на вопрос Одинец, и в душе Марта тревожно кольнуло – ему вспомнился извечный спор на тему подобной манеры вести разговор Книгочея и Снегиря. Похоже, от этой болезни страдало немало людей на этом свете!

Подобного поворота в разговоре друиды не ожидали.

– Каком таком еще рыбаке? – прищурился Збышек.

Русин покосился на молодого друида и хмыкнул.

– Каком, говоришь? Да это вам, господа друиды, лучше знать. Я ведь, как бы это лучше выразиться, к вам послан.

– Кем? – быстро спросил Травник, а Эгле непроизвольно сделала шаг назад.

– Да им же и послан, – с досадой вздохнул Одинец. – Рыбаком этим. Ежели конечно мы об одном и том же человеке говорим. И еще добавлю: поспешать бы вам надо. С рассказами да разговорами я совсем о вашем человеке запамятовал, что лежит за камнями. А он плох, так скажу.

– Ты, что, видел Казимира? – встревожился Травник. – Где он?

– Тут вот какое дело… – замялся воевода. – Завалено там все. Сперва надо лучше одному.

И он оценивающе взглянул на друидов. Хрум издал тихое сдавленное восклицание, словно он вдруг подавился прямо посреди оживленной беседы, и решительно направился к пролому в скале. Но его тут же опередил Март. У отверстия они непримиримо взглянули друг на друга и, не уступив и не подвинувшись, оба полезли в пролом. Через мгновение оба исчезли во тьме обвала. Травник тоже шагнул к отверстию и опасливо заглянул туда. Одинец же подошел к Ивару и что-то тихо ему сказал. Разведчик так же тихо ответил, после чего они уселись на камень и стали о чем-то негромко беседовать. Травник обернулся и некоторое время размышлял, глядя на русина и балта.

– Выходит, ты прошел Другой Дорогой? – неожиданно спросил он. Видно было, что Травник не очень-то этому верит, но вывод, к которому пришел друид, по всей видимости, пока был единственно возможным.

– Ваш Рыбак назвал мне это по-другому, – неохотно откликнулся русин. – Но… я забыл. Слово было какое-то мудреное. – И он посмотрел на друида честными глазами старого таинника.

– Угу, – хмыкнул Травник. – Так я и думал. Ну, а если бы ты не прошел?

– Тогда вы бы и сейчас стояли перед этой скалой, – пожал плечами Одинец, – и думаю, она была бы целехонькой, что твои новые сапоги.

Травник скользнул недоуменным взглядом по своим растрескавшимся, видавшим виды оленьим сапогам, и русинский воевода одобрительно хохотнул.

– Не, это у меня, приятель, присказка такая! Привык, понимаешь…

– Круг никогда не состоял в приятельских отношениях с храмовниками, – отрезал Симеон, стирая улыбку с лица бородача.

– Но ведь и не враждовал, верно? – заметил Ивар, а Одинец одобрительно похлопал разведчика по плечу. В этот миг где-то в глубине пролома раздался тихий гул, словно обвалились огромные камни. Эгле, разом побледнев, метнулась к пролому, но оттуда уже доносилось сосредоточенное пыхтение кобольда и учащенное дыхание Марта. Они несли что-то уже не очень тяжелое.

Лицо Снегиря было бледным и распухшим до чрезвычайности. Кожу усеяла частая сеть мелких порезов, ее припорошило мелкой крошкой гранитного камня и известняка. Все тело некогда дородного друида кровавили раны, на некоторых кровь уже запеклась, а некоторые открылись вновь. Лицо Снегиря было торжественно и спокойно, глаза закрыты. Но самое главное – Снегирь дышал. Тяжело, прерывисто, иной раз – с мучительным стоном и хрипами в груди, но все-таки дышал. И лица друидов посветлели, поскольку они ожидали самого страшного.