Читать книгу - "Самый сердитый гном - Денис Юрин"

Через несколько секунд Пархавиэль открыл глаза и облегченно вздохнул. Рассудок победил, ему удалось побороть приступ гнева. Хладнокровно констатировав врожденную наглость стражей, которых караванщики всегда недолюбливали, и мысленно излив на находчивых обитателей барака богатый арсенал изысканной ругани, гном подпоясался валяющейся на полу веревкой, пододвинул к центру комнаты дубовый стол, кряхтя влез на него и принялся осторожно, боясь ненароком побить светильники, разбирать хитрую осветительную конструкцию. В тот самый момент, когда отнятая во время безмятежного сна собственность уже почти вернулась в руки законного владельца, входная дверь открылась, и на пороге появились пятеро весело болтающих между собой стражников. Если Пархавиэль, будучи не на шутку разозлен бесцеремонным поступком стражи, сдержал свой праведный гнев, то сменившиеся с караула гномы действовали импульсивно, совершенно не беспокоясь о последствиях…

Одновременно с возмущенным криком «Эй!» сзади послышалось глухое гудение рассекающего воздух тяжелого предмета, и острый угол деревянного табурета больно впился между лопаток гнома.

Толчок был сильным и неожиданным. Пархавиэль потерял равновесие и кубарем полетел со стола, увлекая за собой люстру. Ударившись в падении грудью о край железной кровати, Зингершульцо громко закричал от боли, но тут же попытался подняться на ноги. Опыт участия во множестве кулачных боев и массовых потасовках подсказывал, что при подобных обстоятельствах бить лежащего все равно будут.

К сожалению, подняться он не успел. Виной тому было не столько проворство противников, сколько проклятая рама, свалившаяся прямо на него и придавившая бедолагу к полу. Попытка сбросить с себя увесистую железку была прервана самым неделикатным образом: подоспевшие стражники принялись безжалостно избивать попавшего в ловушку караванщика. Удары сыпались со всех сторон, его пинали по ногам, рукам и лицу, в ход пошли не только ноги и кулаки, но и уже знакомый Пархавиэлю табурет.

«Будешь знать, собака, как люстру воровать! Проверьте сундуки, все ли на месте?! Подселяют тут всякое воровское отребье! Грязный бродяга! Мразь караванная!» – неслись со всех сторон гневные выкрики, сопровождаемые звуками ударов и тяжелым сопением.

«Приняли за вора, надо же! – думал гном, уворачиваясь что есть сил от сыплющихся на него ударов и пытаясь прикрыть руками лицо и другие жизненно важные органы. – А то, что пояс мой прихватили, так, значит, не в счет?!»

Избиение барахтающегося под люстрой гнома неожиданно прекратилось. Пограничники не могли «веселиться» в полную силу, поскольку массивная конструкция люстры прикрывала самые важные части тела жертвы: живот и пах. Трое стражников ухватились за края металлической рамы и начали медленно поднимать ее, а двое стояли наготове, чтобы не дать освобожденной жертве вскочить на ноги и быстро кинуться наутек.

Пархавиэль понял предусмотрительный замысел врагов и бежать не собирался. Как только трехпудовый груз перестал давить на грудь, гном мгновенно перевернулся на живот и по-пластунски заполз под ближайшую кровать.

Вытащить его из укрытия оказалось не так уж и просто. Хауптмейстер извивался как угорь, отражая удары ног, и даже умудрился прокусить одному из нападавших сапог. В конце концов взбешенным охранникам пришлось поступить с кроватью так же, как и с люстрой, то есть поднапрячься и откинуть ее в сторону. Именно в этом и заключалась их роковая ошибка. Пока нападавшие возились с тяжелой преградой, Пархавиэль сумел встать на ноги…

* * *

От только что начавшейся увлекательной партии в «критс», традиционно проводимой при каждом проходе через Ворота между лучшими картежниками караванщиков и пограничников, толпу зевак отвлекли неожиданно донесшиеся из ближайшего барака истошные крики, стоны, шум ломающейся мебели и жалобные мольбы о помощи.

Несколько десятков удивленных глаз мгновенно оторвались от карт. По мановению невидимой волшебной палочки толпа развернулась, гномы подошли ближе к бараку и застыли в безмолвном ожидании. Даже игравшие небрежно побросали карты и присоединились к товарищам. Звуки стихли так же внезапно, как и раздались. Наступила зловещая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием полусырых поленьев суомы в костре.

«Акхр меня раздери, там же Парх!» – осенила страшная догадка одного из караванщиков, за которой последовал неистовый по мощи и наиболее действенный в подобных случаях боевой клич: «Наших бьют!»

Следуя инстинкту коллективной солидарности, шестеро караванщиков кинулись к двери барака, недвусмысленно засучивая на ходу рукава, остальные гномы, не сговариваясь, похватали друг друга за грудки. В считанные секунды толпа только что веселившихся вместе солдат разделилась на два враждующих лагеря. Намерения обеих сторон были серьезными, и смена грозила закончиться в лучшем случае массовой потасовкой без применения боевого оружия. Сразу вспомнились старые обиды и давние ссоры, принципиально важными стали вечные разногласия между Гильдией и Пограничной Службой. Однако, к счастью, побоище не состоялось…

Ринувшиеся к бараку караванщики застыли на месте, остальные разжали кулаки и широко открыли изумленные глаза. Из здания вновь послышались звуки. Дверь казармы широко распахнулась, и наружу вывалился стражник в порванной униформе и с мусорным баком на голове, затем раздался звон разбитого стекла. Из окна, ломая раму, вылетело и с чмоканьем шлепнулось в грязь второе тело.

Третий пограничник вышел самостоятельно. Он шатался, переносица и полные губы были разбиты, а из разорванного до самого каблука сапога свисали уродливые ошметки окровавленной кожи. «Он кусается!» – жалобно простонал солдат и потерял сознание.

Пока гномы недоуменно перешептывались и переминались с ноги на ногу, не решаясь войти, к казарме подоспели комендант гарнизона и Железный Карл.

– Хорошенького головореза ты хотел мне подсунуть, друг! – с упреком прошептал на ухо Карлу седобородый комендант, как только старшие офицеры переступили порог казармы. – Считай, что наша договоренность не имеет силы. Мне убийцы не нужны, разбирайся с ним сам!

– Не сгущай краски, Рудольф, – возразил Карл, надеясь спасти положение, – жертв нет, все вроде бы живы… Ну, повздорили ребята, погорячились…

К сожалению, комендант гарнизона, обергабер Пограничной Службы Рудольф Дортон, уже не слышал слов командира конвоя. Он ушел, громко хлопнув на прощание дверью. Карл его не винил. Действительно, зрелище было не из приятных и только закрепляло за караванщиками репутацию психопатов-маньяков, жаждущих крови и разрушений.

По полу, среди перевернутых кроватей и раскрытых сундуков, были раскиданы порванные в клочья одежды и глиняные черепки, бывшие совсем недавно посудой. Сорванная люстра, мелкие осколки светильников, безногие табуреты и переломанный пополам деревянный обеденный стол свидетельствовали об основательном, серьезном подходе хауптмейстера к такой важной в жизни каждого солдата церемонии, как групповой мордобой. Красочную картину разрушений дополняли две пары ног в высоких армейских сапогах: одна торчала из раскрытого сундука, а вторая из-под перевернутой кровати. В том, что их владельцы еще долго будут пребывать в бессознательном сон стоянии, у Карла сомнений не возникало.